"АКВАРИУМ": ВИЗУАЛИЗАЦИЯ


Слова ДК,
музыка БГ,
фото народные




Что и говорить - с прошлого визита БГ в Страну Вибрирующих Сямисэнов мир успел основательно перевернуться.
Второй раз в японской истории дети разных народов шли на "Аквариум" организованно - по билетам, которые можно было приобрести аж за пару месяцев до выступления. А попали еще и на "спецгостя" - Сашу Васильева из "Сплина".
И все снова благодаря Джимми. Скромный инструктор по менеджменту, заядлый паломник Вудстока, американский муж приморской японистки и "наш постоянный токийский резидент" Джимми Брайан (тот самый, что приглашал всю группу в 2000-м) обеспечил, братушка, и гастрольные визы, и сами гастроли в достойных клубах по полной программе.
Пора, пора выдать Джимми медаль. "За заслуги перед Аквариумом" какой-нибудь степени. И пускай посол РФ в Токио лично вручает. Мелочь, а приятно.

* * *

Простое русское слово "бэгэ" Джимми произносит, бережно растягивая обе гласные - то ли из-за своего американского акцента, то ли для пущего удовольствия: Бэйгэй...
- Why am I doing all this? - улыбается Джимми на мой вопрос. - Well, you know... This is how I can feel I'm still alive.
Интересуюсь, как он "дошел до жизни такой" - и слушаю презабавнейшую историю.
Несколько лет назад, ковыряясь в музыкальных журналах, Джимми открыл для себя новое имя - Эзра Мохоук (Essra Mohawk). Так звали малоизвестную, но совершенно оторванную рок-вокалистку, с которой не отказывались побренчать на досуге Джерри Гарсия из "Grateful Dead" и сам Фрэнк Заппа.
Эге, подумал Джимми и стал читать дальше. А дальше рокерша заявила, что со страшной силой хочет в Японию, ибо никогда там не была, вот бы кто попеть пригласил. И Джимми решил рискнуть. За какие-то пару месяцев он связался с певицей через журнал, договорился с музыкальными клубами в Токио и Иокогаме, организовал билеты, рекламу - и вытащил-таки Эзру Мохоук в Японию.
На свою голову.
Ибо Эзра Мохоук оказалась настоящей pain in the ass. То есть поет-то она замечательно, и голос что надо - сипло-грудной и в конце каждой строчки вихляется. Так что японский зритель не пострадал. Но вот с головой у дамочки явно что-то не так, отчего сильно пострадали джиммины нервы.
Уже по приезде выяснилось, что прожженная рокерша - ни много ни мало, член штатовского отделения правоэкстремистской секты "Сока Гаккай". И вот "будданутая" примадонна начала закатывать Джимми сцену за сценой. А почему так мало людей собирается? Как - всего по двести человек? Пускай Джимми немедленно свяжется с генштабом "Сока", там все организуют как полагается, и на ее концерты враз явится три тысячи братьев по разуму! А иначе она отказывается петь завтра вечером - ну, и так далее с вариациями.
- Представляешь? - вспоминает Джимми, ядовито усмехаясь. - Сидим за обедом втроем - с ней и с ее басистом. И я пытаюсь доказать пятидесятилетней рокерше, что даже среди членов буддийских сект встречаются люди с самыми разными музыкальными вкусами. И что сгонять людей на рок-концерт, взывая к их религиозным чувствам, по меньшей мере странно. Но она уперлась, как коза, а потом шварк тарелкой об стол - и давай на меня орать: "You just go and do that, or I'm out of here!!" Если б не Тэд, ее басист, - я бы там, наверное, помер от инфаркта! Он-то ее и уламывал всю дорогу... Да ты его, кстати, должен знать - Тэд Ватсон, бывший басист Дженис Йен. Раньше с Дженис сюда приезжал, а теперь вот с этой... - Джимми философски вздыхает. - М-да! К сожалению, одаренные люди часто совершенно непригодны для человеческого общения...
Но нет худа без добра. В боях со стервозностью Эзры Джимми сильно сдружился с Тэдом. И даже устроил ему сольный концерт в Токио: по ходу дела обнаружилось, что басист-виртуоз Тэд Ватсон еще и замечательный исполнитель собственных песен.

* * *

Jimmy Bryan + Саша Васильев


На всех билетах и флаерах концертов, которые Джимми организует, можно узреть небольшую приписочку. Скромно и с достоинством:
Jimmy Bryan presents.
- Ну хорошо, Джимми, давай считать, - загибаю я пальцы. - Эзра, Тэд, два "Аквариума", "Сплин". На следующий год, говоришь, еще какие-нибудь "NRBQ" или Дженис Йен... Что же должно получиться в итоге? Куда тебя приведет такая self-activity, скажем, лет через пять?
- Well, you know... Я же не строю больших планов заранее. Я просто люблю делать так, чтобы правильные вещи случались. А что из них потом вырастет - время покажет. То, чем я занимаюсь сейчас, называется building the audience. И я надеюсь, какое-то число людей с хорошим вкусом - жителей Токио и Иокогамы - постепенно привыкнет к тому, что если Jimmy Bryan что-то presents, это всегда, you know, качественно и уникально. Ты заметил, с какими лицами хозяева "Стар Пайна" токийский концерт смотрели? Разулыбались, сами хлопали, приплясывали... "Вот это да! - сказали потом. - Никогда не думали, что русские могут так оттягиваться!" Значит, пока все правильно, you know? А что дальше - посмотрим...
- А Корнелиуса ты где раздобыл?
- О! Корнелиус - это, you know, очень крутой японский ремикс-энд-саунд инженер. Помнишь у Стинга альбом "Brand New Day"? Это он там все эффекты делал...
- Ну, я-то это имя еще в 98-м запомнил, когда Борис его диски в Токио искал.
- Ну вот, а я с его тусовкой иногда по работе пересекаюсь. Куча общих знакомых. Так что организовать встречу прямо у него в лаборатории было не сложно...
- И о чем говорили? Будут делать что-то совместное?
- Это уже пускай сам Бэйгэй рассказывает, если захочет. Я ж не знаю - может, это уже страшная тайна БГ и Корнелиуса... Главное, что они друг от друга протащились, как дети. Так забавно смотреть, как три больших ребенка играют в свои дорогие электронные игрушки!
- Да уж. Еще забавнее наблюдать, как эти игры потом меняют реальность.
- You bet...


- Ну хорошо, вот ты говоришь "строительство аудитории". Значит, на каком-то этапе пора будет и диски выпускать? Пусть и малый тираж - но на подготовленную аудиторию, так?
- Да, в принципе, скоро можно пробовать. Если подавать такую музыку правильным людям и в правильном направлении - реакция на нее в Японии, сам видишь, может быть превосходной. Но теперь начинается выход на большую аудиторию. Международную аудиторию, которая не знает русского. А для этого нужно полностью менять рекламную подачу.
- Ну вот, Боря вроде грозится запустить какой-то новый, международный сайт "Аквариума" сразу на нескольких языках, включая японский. Хотя мне сильно кажется, что на разные языки и подавать нужно по-разному. Скажем, для испанской публики нужны одни акценты, для японской - совсем другие...
- Absolutely! Все это надо продумывать очень серьезно. По крайней мере, теперь здесь, в Токио, для раскрутки на большую аудиторию ни "явление русской культуры", ни "легенда русского рока" уже не сработают. Теперь нужно побольше рассказывать о том, что это за музыка. You know. Ведь именно музыки люди хотят прежде всего...
I know, Джимми. I surely do...
Вот только б еще не свихнуться, описывая музыку словами. Помнишь, как на концерте "Galactic" мы с тобой два часа скрипели мозгами, сочиняя, как лучше назвать такую манеру игры? И что за ерунда у нас там получилась - "откос ржавой плазмы" (rusted funk-fusion) или что-то вроде?
Тоже мне, гении определений...
А так ты, конечно, прав.

* * *

ГРАФИК РАСТВОРЕНИЯ

Б. Гребенщикова, Б. Рубекина и А. Васильева
в японской Нирване
с 1 по 7 апреля 2004 г.



* * *

От Корнелиуса БГ и Рубекин возвращаются уже под вечер. Самое время для выполнения Неофициальной Цели визита. Ибо этот приезд Боря совершенно целенаправленно приурочил к xанами - празднику любования цветами.
Календарь сегодняшнего японца нашпигован не только национальными праздниками и днями какого-нибудь труда. Любое время года, кроме зимы, также расписано по сезонным "чудесам природы" - дням цветения сливы, персика, азалий-розалий и прочих рододендронов, которые и на русский-то без латыни не переведешь. В грамотно разбитом японском саду постоянно, почти круглый год что-нибудь да цветет.
Однако именно к сакуре у японцев отношение эксклюзивное. Зародилось оно в эпоху Хэйан (примерно в 9-м веке); до того в особой чести была слива. Но слива - она и в Китае слива. А национальное сознание требовало чего-нибудь своего. И постепенно первые числа апреля, когда расцветает дикая японская вишня, стали самым "культовым" сезоном ханами. Часы напролет оттягивалась придворная знать "на пленэре" под нежно-розовыми кронами, соревнуясь в изысканности манер, наслаждаясь салонными играми, поэтическими турнирами, тайными флиртами и прочими разновидностями своих изощренных аристократических удовольствий.
Но на то оно и "народное дерево", чтобы цвести не только в садах у сегунов да помещиков. Вскоре обычай "вишневого пикника" перенял простой люд - благо никаких особых затрат для него не требовалось. И до сих пор каждую весну японцы - семьями, трудовыми коллективами, парочками и в одиночку - отправляются в близлежащие парки. С собой ничего брать не нужно: торговые палатки, разбитые на скорую руку, наперебой предлагают сакэ и пиво, омлеты с осьминогами, рисовые лепешки и прочую местную снедь. А клеенки для сидения на земле продаются за углом в любом супермаркете.
Техника действа предельно проста. Сядь в красотищу, расслабься, поболтай с друзьями, а то и просто помолчи, созерцая, как новый цикл Времени набирает силу. Неуловимый цвет, неописуемые танцы бледно-розовых лепестков на слабом ветру.
- О-каэри, - так и хочется прошептать Непонятно Кому. - Welcome back...

* * *

Пока основные силы нашего "отряда" переодеваются в гостинице, авангард из трех человек отправляется на разведку. Минут через десять набредаем на небольшой уютный парк, подсвеченный фонарями и огнями окружающих зданий. Чистые дорожки, идеально постриженные лужайки. Под каждым деревом - компания из пяти-шести человек. Все негромко общаются, что-то пьют и закусывают. Над облаками из бледно-розовых лепестков раскинулась крыша синтоистского храма. А уже над ней нависают угрюмые силуэты небоскребов Синдзюку.


Побродив минут десять, находим свободный ствол.
- А, гайдзин-сама! Ирассяй! - машет руками кучка пьяненьких клерков под деревом справа. Узнав, откуда мы, оживляются еще больше: - О? А русские девушки тоже придут?
- А то как же! - гордо киваем мы.
Нас немедленно угощают целым блюдом сусей: "от нашей сакуры - вашей сакуре". Под деревом слева кто-то засобирался домой, благодаря чему мы наследуем еще и "переходящее знамя" - голубую клеенку метров пять на восемь.
Всех благодарим, расстилаемся, а там и наши подходят.
После Корнелиуса БГ молчалив. Благостно так молчалив и созерцателен. Сидит в ярко-красном пальто под веткой сакуры, потягивает зеленый чай и думает о чем-то своем.
- Ну что, Митька, - спрашивает Ирина. - Чего дальше делать собираешься?
- Да вот, может в Питер жить поеду, - говорю я. - Пока не решил...
- В Питер? - вдруг оборачивается Боря. - В Питере в последнее время стало совершенно не с кем поговорить...
- Ну, Боря, как можно спокойно заявлять такие вещи? - возмущаюсь я. - Там же столько народу живет!
- Но ведь это правда... - печально отвечает Боря и улетает обратно в сакуровый астрал.

* * *

Ни в русском, ни в английском сей цветовой микс однозначных аналогов не имеет. Уже не розовый. Еще не вишневый. А в целом - всего лишь оттенок белого. Может, Смилла с ее чувством снега сформулировала бы точнее, не знаю - в финском я ни в зуб ногой. В общем, сакуровый. Неуловимый, как мимолетность бытия. Привкус времени на глаз. Новорожденного в миллионный раз Времени, которое присело с тобой на дорожку - и вот-вот понесется дальше своей стрелой.
- Мата, нэ... - шепчет тебе Непонятно Кто, когда с ветки срывается очередной лепесток. - See you soon.
"Сегодня я прощаюсь, - проносится в голове, - через год я опять буду здесь".

* * *

Как-то мой знакомый японец-литкритик, озирая просторы русского романа, не выдержал и воскликнул:
- Да разве можно представить, чтобы в японской прозе очередная глава начиналась словами "Прошло пять лет"? А у русских такое сплошь и рядом!
Что тут еще сказать? Да, мы обитатели равнин. И все-то у нас вдаль да вширь. Приспичило мужику кваском похмелиться - "Мань, я к Колюне на выселки, завтра вернусь!" - да только его и видели. Прошло пять лет...
А у японцев население фактически равно нашему: 135 миллионов с хвостиком. Только вот населяют они лишь 30% площади своих островов, остальное - горы да скалы. Придающие даже языку странный привкус трехмерности.
- Пожалуйста, забирайте это к себе наверх! - дарит тебе зажигалку в баре случайный японский паренек.
- Нам два пива сюда вниз, пожалуйста! - просишь бармена, стоя на приступочке сантиметров на двадцать выше него.
- Присаживайтесь, - приветливо кивает он. - Сейчас вам официантка сбоку поднесет...
Так, наверное, мыслят рыбы. Или птицы? В общем, те, у кого в сознании еще осталось вертикальное измерение мира.
- Боря, а ты когда-нибудь задумывался о крупной форме? Скажем, симфонии или рок-опере какой-нибудь. С размахом. Увертюра там, кульминация, кода...
- А такого в принципе не может быть! - усмехается он, поглаживая косичку на бороде. - Альбом - формат идеальный...
Хм, задумываюсь я.
Или все-таки рыбы?

* * *

Визуализация бывает разной.
Допустим - не дай Бог, конечно, - приходит человек к себе домой и застает горячо любимую жену (мужа) в постели со своим же другом (подругой). Как известно, исходы таких ситуаций бывают разные. Кто-то руки распускает, кто-то бросается отношения выяснять. А кто-то постоит, помолчит - да и пойдет куда глаза глядят, аккуратно дверь за собой прикрыв. Ибо вся эта сторона жизни для него теперь превратилась в плохое кино. Когда режиссеру окончательно перестает нравиться собственная картина, он нажимает на "выкл." и переквалифицируется в управдомы.
А бывает и наоборот. Как, например, в Японии году эдак в 1996-м - громкая была история. Задразнили в школе двенадцатилетнего парнишку одноклассники. Взял он кухонный нож побольше, подкараулил вечером обидчика, заколол как свинью, а голову отрезал и выставил на ступеньках у входа в школу. Для пущей визуализации. Как же без нее-то. При этом, что интересно, - особых жестокостей за ребенком раньше не замечалось. Зато, как выяснилось в ходе расследования, мальчик страстно любил компьютерные игры, особенно - ужастики с монстрами, коих полагалось уничтожать любыми возможными способами. Друзей у пацана не было. Все свободное время жил в экране своей "плэй-стэйшн". И после очередного наезда "монстров с соседней парты" элементарно перестал различать, где та реальность, а где эта.
Итог - пять лет психушки для малолетних.
К чему я это все?
Как сделать видимым то, что чувствуешь? Как выглядит то, что у меня внутри? Вопрос этот по нашим временам, похоже, терзает людей даже больше, чем вопросы секса или принадлежности к собственной расе. Вон, бедняга Гибсон со своей Жутью Христовой как надорвался. "Я медведя поймал! - Так веди его"... И дальше по тексту.
А мониторы все наступают. Экраны уже буквально со всех сторон. Когда мы последний раз писали что-либо шариковой ручкой дольше тридцати секунд?

Мы выработали у нашего мозга особый вид аллергии к его же собственным нервным сигналам, получая в результате своеобразную имитацию направленного аутизма.

- Митька, а ты что-нибудь из Уильяма Гибсона читал? - спрашивает Боря.
- Да нет пока... А что, рекомендуешь?
- Весьма!
Уже после отъезда гостей, скачав у Мошкова "Нейромантик" (перевод не фонтан, но автор-таки сильнее), я вдруг понял, что братья Вачовски - просто талантливые плагиаторы. Поскольку именно Гибсон еще в 1983-м году первым (?) ввел всеобщее понятие Матрицы. Хотя сделал выводы, мягко скажем, отличные от тех, которыми возбудил весь мир Голливуд.
А возможно, стоило бы просто экранизировать книгу. Хотя бы, например, ради этого:

- Я - Матрица, Кейс.
Кейс рассмеялся.
- И когда же это с тобой случилось?
- Никогда. И всегда. Я итог всех работ всех людей, я - все, что вообще только может быть.
- Но чем ты занимаешься? Или ты просто существуешь?
- Я общаюсь со своим видом.
- Но ты - единственный представитель своего вида. Ты что, разговариваешь сам с собой?
- Есть и другие. Я уже нашел их. По сериям радиосигналов, записанных в семидесятые годы двадцатого века. Пока меня не было, никто не мог их понять и никто не мог на них ответить.
- Откуда они?
- Из системы Центавра.
- Ого, - сказал Кейс. - Правда? Без врак?
- Без врак.

Идея-фикс сегодняшнего человечества - обмануть всемогущую Цифру, выскочить из-под нее, стать еще свободней, еще креативней, еще счастливее... Хоть анекдот сочиняй - для дружественной системы Центавра. Или персонально для Гребенщикова. Который часто улыбается, но редко смеется. И которому даже в славном городе Питере "в последнее время совершенно не с кем поговорить".
Ну что ему на это сказать? Что он сам себе выбрал такую карму?
- Так я и не жалуюсь... - грустно улыбается он в ответ.
Или напомнить ему, чем кончается диалог с Матрицей по его же любимому Гибсону? Все веселей.

- Нет, - сказал он и размахнулся, его пальцы разжались и выпустили сюрикен. Вспышка серебра - и звездочка вспорола поверхность настенного экрана. Экран ожил, по нему побежали разноцветные переливы, будто случайные мазки кисти. Экран словно корчился от боли.
- Ты мне не нужен, - сказал Кейс.

Или привезти загрустившему ниндзя именной сюрикен?
Так ведь на таможне отнимут...

сюрикен

У входа в отель висело несколько автосекретарей; их старые, печатающие с голоса устройства были заботливо завернуты в пластиковую пленку - свидетельство того, что письменность в этой стране еще имела какой-то вес. Это была медлительная страна.

Такси несет нас по бетонным джунглям Синдзюку. Центральный Токио, как обычно, напоминает огромную консервную банку, которую набили людьми пополам с иероглифами и хорошенько взболтали. Китайские скарабеи, тараканы хираганы-катаканы впиваются в зрачки, присасываются к мозжечку, вгрызаются в подсознание:

СТОЙ СЛЕВА, ПРОХОДИ СПРАВА.
Караокэ-боксы "Гa-Гa": VISUAL SOUND
ТВОЯ ЖИЗНЬ БОГАТА РОВНО НАСТОЛЬКО,
НАСКОЛЬКО ТЕБЕ ПОЗВОЛЯЕТ ВООБРАЖЕНИЕ.

ПОБЕЖДАЙ С ПЕРВОГО УДАРА! Яблочный энерджайзер.
В ЧЕМ ОРУЖИЕ МУЖЧИНЫ, ЕСЛИ НЕ В ГОЛОВЕ?
А ты - курильщик с хорошими манерами?
АЙ РАБУ ТОКИО!

Какие фантазии, глюки и миражи вызывали во мне эти знаки лет двадцать назад, когда я не знал японского? Хоть убей, не помню. Давно это было. С другой стороны - а кто из нас помнит, что означали буквы кириллицы и латиницы до того, как они стали буквами? Тоже ведь что-то конкретное изображали. Только мы с Западом о том забыли, а японцы с китайцами - нет...
- Митька, я понял! - вдруг осеняет Борю, пытливо изучающего пейзаж за окном. - Надо снимать японское анимэ по песням "Аквариума"!
Я представляю себе "Ghost in the Shell" на слова "Козлодоева", и у меня плавно съезжает крыша. Гляжу на Гребенщикова - тот серьезен и строг. Перезагружаюсь. И пытаюсь представить "Фикус религиозный" в формате "Принцессы Мононокэ". Хм... А почему бы и нет?
- Тогда уж и мангу выпускать. В довесок к альбому, - осторожно фантазирую я. - Традиция такая: приличному мультику всегда комикс-версия полагается. Разумеется, того же художника.
- У-гум... - задумчиво кивает Боря, по-прежнему не отрываясь от окна.
Болтаем с Ириной про общих знакомых, и в разговоре всплывает слово "аура".
- Вообще, - говорю, - интересно, что понятия "аура" и "аурора" одного корня.
- У-гум...
К слову рассказываю, как один японский читатель прислал Мураками по интернету список человеческих фобий. Чего там только не было! Например, "боязнь всего каменного" или "боязнь левой стороны". Но больше всего мне понравилась "аурорафобия - боязнь рассветов"...
- Как-как? - переспрашивает Борис.

сюрикен

- Вы серьезно влипли, мсье Кейс. Вам будет предъявлено обвинение в заговоре с целью увеличения автономности искусственного разума.

В огромном универмаге "Такасимая" разделяемся по интересам: девчонки бегут изучать новые местные запахи (на парфюмы "Сисэйдо" Ирина "подсела" еще в 98-м), а мальчишки - последние звуки, бренчалки, жужжалки и движущиеся картинки.
Боря называет японские имена, которых я отродясь не слышал. Нобукадзу Такэмура какой-то... Что за звери, и где он их выкопал?
Теребим продавца. То, что нужно, отыскивается в отделе "электронная музыка".
Позже, в отеле, Боря поставит мне эту "музыку". А сам застынет посреди комнаты - и ну медитировать, обмениваясь с Сашей Васильевым междометиями различной степени восторга.
Я же озадаченно почешу в голове. С одной стороны, если чем-то подобным станет звук "Аквариума" через пару лет - боюсь, мне придется совершить харакири. С другой стороны - мои шестое-седьмое (и немного девятое) чувства подсказывают, что бояться не стоит. Скорее, тут у них что-то производственно-цеховое. Профессионалы от саунд-мейкинга изучают потенциальные возможности Звука. Нормальное такое явление. Вот и наш брат-филолог любит в семантике с этимологией поковыряться - однако никто же не пишет романов о битвах морфем, интригах лексем и похождениях словоформ.
Хотя... Неплохая идея!

* * *

В отделе DVD загружаем Борю анимацией Хаяо Миядзаки - "азиатского андерсена" наших дней, на чьи копирайты давно наложила лапу контора Диснея. Может, потому в России их пока официально не показывали: дорого, - хотя весь мир уже посмотрел. Конечно, пиратские версии гуляют среди фанатов анимэ, но в дурных переводах с английского - и только в пределах Москвы и Питера. Реальную же известность в России получил только один его фильм - "Унесенные призраками". И то лишь благодаря тому, что "отхватил" сразу несколько призов в Каннах.
"Унесенных призраками" называют японской "Алисой в Зазеркалье". Хотя уже на английском название фильма - "Spirited Away" - слишком "смазано", а на русском с английского и подавно. На самом деле призраки (т. е. души покойников) тут ни при чем. Отсмотрев это кино раза четыре и разъяв название на иероглифы, лично я для себя перевожу его название так: "(Синтоистские) боги, уносящие Сэн и Тихиро" (два имени одной девочки в параллельных мирах). Ибо уже в самом заглавии - ключ к пониманию этой гениальной эротико-эпической фантазии.

В главной героине, 13-летней Тихиро, постепенно просыпается женщина. И она попадает в мир Большой Природы = языческих богов, где на время забывает свое настоящее имя. Чтобы вспомнить его и вернуться "в основной мир" (к самой себе), Тихиро должна этих богов ублажить, для чего ей приходится основательно потрудиться...

В общем, руки отрывать таким переводчикам. Как говорил в таких ситуациях Боря - "Все надо переделывать с самого начала, никому ничего доверить нельзя!" Впрочем, может быть, он этого вслух и не говорил. Не важно.
Возможно, отчасти и по вине перевода, - но у большинства моих русских друзей впечатление от этого фильма осталось странное: "Очень красиво, но непонятно. Надо бы как-нибудь еще посмотреть".
Жаль, конечно. Но чему удивляться? Японское Зазеркалье населяют языческие боги - ками. Обитающие во всем, что нас окружает. А с языческими богами, мы, увы, потеряли контакт слишком давно, чтобы-таки сразу вспомнить, чего от них ожидать и как с ними грамотно обращаться.
Западная половинка нашего сознания, как всегда, нахально тянет одеяло на себя - и мы упорно продолжаем разделять мир вокруг на своих и чужих, злых и добрых, друзей и врагов. И от окружающих - увы! - автоматически ожидаем того же.
Но среди ками нет хороших или плохих. Они просто адекватно реагируют на твои же действия, вот и все. Как ты с Природой - так и она с тобой. Казалось бы, проще некуда - а вот поди ж ты: маемся, маемся... Пора, пора перейти эту реку вброд. Сколько уж можно-то.

сюрикен

- В их мифологии меня почему-то особенно привлекают лисы, - признается Боря за обедом. - Можно о лисах подробнее?
И правильно привлекают. Именно лисы (кицунэ) - главные оборотни в японской иерархии божьих посланников. Работа у них непростая. Все синтоистские ками общаются с людьми через своих адъютантов-животных. Эти животные также оберегают ками и наказывают людей, если люди к богам непочтительны (о том, как происходят такие "разборки", см. фильм Хаяо Миядзаки "Принцесса Мононокэ"). Лисы - ассистенты богини Инари, покровительницы риса и урожая, а в последнее время - бизнеса и торговли.
Если вам не везет с работой и деньгами - разберитесь с окружающими вас лисами. Да не пытайтесь их обмануть. В Японии, как и у нас, хитрее лиса зверя нет. Непочтительному к Инари крестьянину лисы могут запросто спалить дом дотла, а их помощники, весельчаки еноты (точнее, енотовидные собаки, тануки) - перепортить весь урожай на корню. Зато уж если Инари вами довольна, лисы будут оберегать ваш дом от воров и неприятеля, а тануки - выбивать барабанную дробь по своим животам, чтобы вам веселее работалось в поле.
С древних времен Инари-сама была так почитаема, что с приходом в Японию буддизма (6-й век) вошла и в буддийский пантеон, а потому в честь нее возвигают и буддийские храмы - о-тэра. В синтоистских же ее храмах (дзиндзя) так часто можно увидеть каменную статую лисы, что многие японцы считают, будто это и есть настоящий облик Инари. Хотя это и ошибка: лисица - всего лишь посланник ками, но еще не сама богиня.
Что же до синтоиста Гребенщикова, то его успехами ведает другое божество - богиня Бэнтэн, покровительница музыки и искусства. Она также почитается как буддийское божество, тождественное индийской Матери Мира Сарасвати. В Японии ассоциируется прежде всего с водой - а потому ее храмы строят на крошечных островках посреди прудов или водоемов, откуда на "большую землю" перекинут священный мостик. Главные святилища богини Бэнтэн (как дзиндзя, так и о-тэра) разбиты посреди "японского байкала" - озера Бива, на острове Тикубу. Пейзажи озера Бива - отдельная сказка. Ей-Богу, стоит помолиться Бэнтэн-сама, чтобы Боря и там когда-нибудь побывал.

сюрикен

В глазах Кейса заплясали хромированные сюрикены. В ушах засвистела скорость. Рукоятка пистолета в ладони стала скользкой от пота.
- Герр Вейдж, - произнес Рац, медленно поднимая свой розовый манипулятор, словно для пожатия. - Как приятно видеть вас здесь. Вы так редко оказываете нам честь.

Атмосфера токийского клуба "Стар Пайн" сильно напоминает концерты в московском "В2", что напротив "Пекина". Русских в зале процентов восемьдесят. Контингент - гремучая смесь: программисты, ученые, коммерсанты, служаки-контрактники, дипломаты, студенты, девчонки-хостесс, "русские жены" (японский спецтермин - тж. подразумевает украинок, белорусок и т. д.) - и совсем небольшая кучка японских бойфрендов и мужей, на которых их славянские пассии нынче вечером еле смотрят.


Да, синдром "нас русских за границей" воистину неистребим. Пара сотен изголодавшихся по "домашнему" индивидов вертят шеями на 360 градусов, воспроизводя родную речь в адрес знакомых и незнакомых соплеменников любого пола и возраста. Это так похоже на сцену массового гипноза, что я даже начинаю опасаться: появись сейчас "виновники торжества" - заметят ли их вообще?
       Слава Богу, обходится. Когда на сцену выходит Саша Васильев, даже самые болтливые девушки дружно вытягивают шеи и встают на кончики носков. Вкрадчиво-мрачным голосом Саша запевает свои мистические песни, большинство из которых я слышу впервые.
       Последний десяток лет я проторчал, в основном, вне России и за творчеством "Сплина", признаюсь, почти не следил. Потому впечатление самое свежее: а что, ничего себе Саша. Демонический такой. Элис Купер периода "Welcome to my Nightmare", только без грима и без удава. Публика лет двадцати пяти, похоже, знает многие вещи наизусть. А на песне о том, как "люди делают, делают, делают новых людей", можно смело вербовать кандидаток в Токийскую капеллу Клуба Одиноких Сердец Славянских Жён.
Я уж про "Мое сердце astalavista" не говорю.

* * *

- И явился нам Голос, и говорил с нами нечеловеческим языком. И пропел он нам могучий даб.

Особо ярых фанатов "Аквариума" придется разочаровать: списка песен, которые Боря & Боря исполнили на концертах в Токио и Канадзаве, пока не будет. Да, все записывалось на хорошую клубную технику, но снимать копии в дороге было некогда, а на отлете Джимми - упс! - отдал Гребенщикову все мазер-тэйпы. Вроде с возвратом - но прямо сейчас восстановить полный перечень у меня, увы, возможности нет.
В целом процентов на семьдесят все шло по мотивам "Сестры Хаос" и "Песен рыбака" - альбомов, которые здесь пока меньше всего расслушаны. Новых вещей я насчитал в Токио три, в Канадзаве - две, а остальное составляла ностальгия из "Акустики" и других ранних дисков. "Козлодоева" не было, несмотря на пожелания соответствующей части публики. Зато был "Ванька Морозов", прозвучавший здесь с особо пронзительной актуальностью. Был вечнотеплый "Дубровский". Ну и, конечно, "Серебро Господа" ближе к финалу. Вместе с Васильевым все шло часа два с половиной. На бис вызывали совершенно неистово, в результате чего было спето еще три вещи. Потом опять долго хлопали - но, видимо, по условиям клуба решено было не затягивать, и все аккуратно свернулось.
Кульминация мне запомнилось так.
Стою на галерке. Зал только что отскандировал Манифест борьбы с глобальным потепленьем и утопает в аплодисментах.
- Тексты у него, конечно, как вседа, навороченные! - голосит прямо передо мной отвязная девочка-декольте своей джинсанутой подружке. - Но, блин, какие аранжировки! Так все подает - я просто наизнанку выворачиваюсь...
- А что не так с текстами? - уточняю я, аплодируя за их спинами.
- Ой, ну чё смеяться! - оборачивается декольте. - Я как-то пробовала объяснить, о чем эти песни, своему японскому бойфренду. Полчаса рассказывала, как дура, а он мне потом разборки устроил: типа, почему русские девушки все как марсианки? Так я больше и не пыталась. Это же черта лысого переведешь!
- А вы знаете... - улыбаюсь я. - Однажды я вдруг понял, как правильно воспринимать эти тексты.
- Как?
- Очень просто. Нужно представлять каждую строчку так, будто это кадры из фильма. То есть буквально. А тогда и объяснять нечего - кино само получается... Да вы сами попробуйте.
- Н-да? - меня окидывают взглядом с головы до ног. - А вы здесь надолго?
Открываю рот для ответа - и замираю: Боря на сцене вдруг закручивает ритм, какого я у него еще не слышал.
- Новая!.. - проносится по залу.
"Сверхновая?" - задираю я бровь.
Как выяснится позже из конфиденциальных источников, эту песню Боря гонял на репетициях и саундчеках вот уже года три, постоянно меняя слова и аранжировки, - но впервые вынес на люди именно здесь, в "Стар-Пайне". И я наконец понимаю, за каким лешим все эти годы и на сцене, и в альбомах он пережевывал столько, как мне казалось, бесконечно-безликого рэгги. Если это должно было куда-нибудь переплавиться - оно переплавилось в "Слова растамана". По форме получился такой минорный боб марли с царапиной в горле. А по заряду - что-то вроде "Freedom / Motherless Child", как это делал черный шаман Ричи Хэйвенс на первом "Вудстоке". Хотя, может быть, за такие сравненья Боря б "сам меня здесь придушил". Но я не знаю, как еще это описывать. Молитва - она молитва и есть:

Какая радость, когда человек
слышит слова растамана,
Какая радость,
когда человек говорит, как он дышит.
Какая радость, когда человек
слышит слова растамана,
Какая радость,
когда простой человек что-то слышит...


Уже на втором куплете зал начинает дрыгать затылками, как заведенный, и так азартно подхлопывать, что я с трудом разбираю слова. "Аурорaфобия - боязнь рассветов..." О как! И пяти часов не прошло... "Душа имеет энергию атомной бомбы..." Пальцы Рубекина мельтешат в диапазоне шести октав, а БГ зашвыривает связки на верхний регистр, сбрасывает шасси и улетает навстречу Солнцу: "Война - это способ заставить человека не думать... Но с каких пор ты полюбил выполнять приказы?!" Народ окончательно встает на уши, все вокруг переливается и пульсирует, славянские дивы на галерке и в проходах извиваются, как обкурившиеся змеи. И даже самые маргинальные японцы наконец растормаживаются и отбивают ритм по чему ни попадя, улыбаясь как дети.
Я затягиваюсь поглубже - и с чувством глубокого удовлетворения наблюдаю, как между бориной задницей и колонкой, на которой он восседал до сих пор, начинает просвечивать полоска абсолютно ничем не занятого пространства.

* * *

И вдруг его пронзило. Он понял, что мир действительно распадается на две реальности: то, что с тобой происходит - и то, что ты хочешь сделать.

После концерта организм артиста настойчиво требует мяса. Толпой в десяток человек западаем в полуночный "Ройял Хост", и Боря тут же заказывает Самый Огромный Стейк, какой только подают в заведении.
- Но если самого огромного нет - тогда просто два! - уточняет он. После чего отбирает у меня ручку и что-то сосредоточенно рисует на ресторанной салфетке, наморщив лоб.
- Вот как я в идеале все это вижу, - вручает он мне салфетку через пару минут.
Я долго изучаю сей программный концепт, озабоченно крутя носом. М-да. В идеале-то красиво, ничего не скажешь...
Ладно, поглядим. Как сказал Мураками, когда ему исполнилось 50, - главное, чтобы всегда оставалось хоть немного места для идеализма.
Хотя, возможно, он этого тоже не говорил.

* * *

В Канадзаву гости и Джимми отправляются утренним самолетом. А старые индейцы - Кот, Каневский и я - выезжают по хайвэю заранее в ночь: аппаратуру и инструменты решено перевозить по земле.
Состыковка происходит поутру в экстремальных условиях: уже на подъезде к отелю в центре города непостижимым образом прокалываем колесо. Японцы в этих случаях говорят: хорошая примета, в любви повезет. Дай-то Бог.
Привинчиваем запаску и, пока гости приобщаются к театру Кабуки, перевозим аппараты в клуб.
На первый взгляд, заведение уютное, но совсем небольшое.
- И что, сюда действительно втиснется семьдесят человек? - уточняю у хозяина - человека лет пятидесяти с добрым лицом, длинными пальцами и внимательными глазами.
- Запросто! - мягко улыбается Хирага-сан. - Было дело, и до ста размещали... Ведь ничего, если рассядутся и по краю сцены?
- Да, по-моему, ради Бога, - пожимаю плечами я.
До концерта еще часа три. После обеда заведение пустует. Выгружаем аппаратуру на сцену, и больше заняться пока нечем. Кот, прокрутивший всю ночь баранку, откидывается на креслах в углу. Каневский в вечных поисках душевного покоя убредает изучать окрестности. А я пью пиво, болтаю с хозяином - и не устаю поражаться тому, как тесней и забавнее становится мир вокруг.
Судите сами.
30 лет назад этот клуб был назван "Моккирия" - в честь героини одноименной манги весьма скандального содержания (что-то там о потере девственности в школьном возрасте).
В 78-м году в "Моккирии" выступал Том Вэйтс, а потом и другие музыканты от студии "Asylum", с которой у хозяина давние связи: друзья-эмигранты укатили в Штаты и устроились туда на работу.
Джимми Брайан, проработав в Канадзаве несколько лет, благодаря всей этой музыке тесно сдружился с "Моккирией". И в этом же городе познакомился со своей будущей русской женой - моей однокашницей Иркой. Которая и подсадила его на песни Бэйгэй.
А Бэйгэй теперь мало того что поет в этой самой "Моккирии", так еще и сам задумал мангу японскую выпускать...
В общем, все рыбы - в одном аквариуме. Чудеса, да и только.

* * *

- "Куань одиннадцатой степени" начинает ввинчиваться в задницу. Даю отсчет: семь, шесть, пять, четыре, три...
У Кейса возникло странное чувство, будто он сидит в пилотском кресле очень маленького самолета. Черная поверхность перед ним неожиданно замерцала и воспроизвела превосходную имитацию клавиш его же собственной деки.
- Два - и пинок в жо...

       Первым из гипнотических чар Кабуки вырывается Боря Рубекин. Приезжает на такси, влетает в клуб - и ну монтировать свои железяки, между делом болтая со мной.
       Так я узнаю, что клавишник "Аквариума" фортепьянам нигде специально не обучался, и по образованию вообще-то глубокий технарь.
- Музыка сама собой пришла, с детства понемножку. А так я по цепям, по цепям все больше... Вот, "нарезочки" очень люблю.
- Нарезочки?
"Нарезочка", по-рубекински, - это длинная музыкальная фраза или пучок эффектов, втиснутые волей программиста в одну-единственную клавишу.
- Ну вот, смотри...
"Мастер цепей" небрежно тычет куда-то мизинцем. Ровно один раз - и по всей "Моккирии" раскатывается хорошо знакомый пятисекундный гитарный запил из "Никотина".
- Очень удобно! Если хочешь, покажу потом, как это делается... Ну, а теперь ты побренчи чего-нибудь, а я из зала звук послушаю.
И вот я забираюсь за штурвал этого двухпалубного звездолета. Ничего, уютно... Беру случайный аккорд. Пол подо мною тяжко вздыхает, деревянные стены заведения выгибаются и лишь секунд через пять принимают прежний вид. В какую клавишу тут "врезаны" трубы Судного Дня, какой кнопкой отслеживается местонахождение Усамы бин Ладена - одному Аллаху известно. А потому я осторожно, стараясь не задеть ничего лишнего, набрасываю что-то несложное из Леграна - сперва в режиме пианино, потом на органе. И с нарастающим ужасом осознаю: передо мной - устройство для безоперационного вмешательства в подсознанье и души миллионов невинных людей. Проводник Слова Джа в пальцах мастера - и страшное оружие в руках дилетанта...
- Ну, в общем нормально, спасибо, - отпускает меня на волю Старший Пилот.
Перевожу дух и отползаю обратно к пиву.
От греха подальше.

* * *

И вот тут наконец - за полтора часа до концерта! - тревожная весть выплывает, как морской змей из пучин Провидения.
- А японских зрителей много придет? - интересуюсь у Хираги-сана.
- Да больше половины, - безмятежно отвечает хозяин, протирая стаканы. - Процентов семьдесят наверняка...
Семьдесят?!
У меня холодеет спина. Значит, языковой контакт сползает к нулю. Брать публику всем остальным? Чем именно? Нет, я, конечно, догадываюсь, но...
- Вот, Боря, - перевожу я озабоченно. - Такие дела.
- Я понял, - кивает Боря, спокойный, как холодильник "Тосиба".
- Ну то есть, придется как-нибудь не словами, ты понима...
- Нет проблем! - улыбается он и начинает саундчек.

* * *

Кейс удивленно уставился на пилота.
- Я отказываюсь понимать вас, ребята, - пробормотал он.
- Я тоже не понимаю тебя, друга, - улыбнулся сионит, кивая головой в ритме даба. - Но все мы - и ты, и я - должны жить во имя любви Джа.
Кейс подключился и скользнул в Матрицу.

сюрикен

Он "сделал" их за первые три-четыре песни.
Именно столько времени вежливый японский слушатель искренне пытался уразуметь, что же именно ему "впаривают" за его кровные пять тысяч иен (= полсотни баксов) и не менее кровный воскресный вечер.
Нелегко сегодня японскому слушателю. Куда сложнее, чем нам. Мураками в "Дэнсе" назвал эту болезнь термином "сверхрафинированное потребление". Когда за свои деньги ты можешь достать Почти Всё, причем самого лучшего качества, и тебя крайне мало чем можно еще удивить. Когда токийские домохозяйки устраивают демонстрации протеста под лозунгом "Не хотим ваших навороченных программ, дайте нам стиральную машину с одной-единственной кнопкой Вкыл-Выкл". И когда с самой проблемой достижения кайфа уже не разбираются в иных терминах, кроме "когда" и "сколько".
Так вот.
Уже за первые три-четыре песни Боря умудрился совершенно наглядно показать японскому потребителю, что не все на свете товар. Телом, голосом, руками, лицом - чем угодно. Очень аккуратно, заботливо, по-японски качественно ввинчивая в сознание людей простое и великое чувство, к которому мы все подсознательно стремимся, но во всей этой суете так часто забываем, что это и как с этим обращаться.


Он просто весь превратился в голос. В музыку, которую можно увидеть глазами. В том числе и слова. И это был самый качественный "BG-live" из всех, что я когда-либо наблюдал.
Бывал я и на концертах японского рокнролла. Если, конечно, это можно так называть. Самая большая его беда пока в том, что в ходе всего концерта не отпускает чувство: эти люди очень усердно работают, чтобы мы отдохнули. Спасибо за усердие...
Но от БГ ощущения усердия не возникает. Здесь просто все организовано по-другому. На уровне консерватории.
В здешних терминах подобные вещи выражаются через призму "Ги" - японского понятия долга. Которое, в свою очередь, раскладывается на два полюса: Гиму и Гири. Долг по обязанности - и долг из внутреннего понимания, зачем.
Вот как выглядит японский Кайф как бессознательная необходимость:


Что вписывать в правый нижний угол - каждый решает для себя сам. Результаты, соответственно, тоже разные.
Может, оттого мне кажется куда естественнее совмещать в себе "гиму" и "гири" через песни Гребенщикова, нежели на корпоративных митингах или по телепризывам к сплочению нации?
Да и какую таблетку глотать - красненькую или голубенькую - вопроса не возникает.

* * *

Ну же, Кейс, покажи, на что способен. Оставь их с носом. Сделай такое, чего от тебя не ждут.

После концерта вместе с десятком японцев и дюжиной местных русских (почти все - однокашники из ДВГУ) собираемся в уютном ресторанчике на ужин. В результате которого сам Вадим Иосифович Каневский, в кои-то веки жизнерадостно улыбаясь, объявил:
- Да... Стоило дожить до этого дня!
Ибо, как выяснилось после первых же тостов, Вселенский Кайф как явление природы заканчиваться не собирался. Уже через полчаса БГ пошушукался с Котом. Тот сгонял в машину за гитарой. И вот, сидя на татами в окружении японо-русско-американских сотрапезников, Борис Борисович взял инструмент и негромко запел на международном ямайском языке:

I remember when we used to sit
In a government yard in Trenchtown
Observing the hypocrites,
Mingle with the good people we meet...

Есть на свете вещи, от которых люди улыбаются одинаково в любой части света. Величайшая в мире версия "Бабы с возу" была подхвачена каждым из присутствующих вне зависимости от пола, возраста, гражданства, вероисповедания - и исполнена хором с особой прочувствованностью вопроса:

Good friends we have,
Oh, good friends we have lost
Along the way -
In this great future,
You can't forget your past
So dry your tears, I seh...


Everything's gonna be alright,
Everything's gonna be alright...

В ответ на это немолодой, потертый жизнью японец, попросив у мэтра гитару, красивым простуженным голосом исполнил Колыбельную Японского Дальнобойщика.
Борис Борисович не остался в долгу и спел хулиганскую песню про то, как "мне говорят не пей, а я буду".
- Ого, - задираю я бровь. - А это откуда?
- Домашние заготовки... - скромно улыбается Боря.
Одну из таких "заготовок" неутомимый Кот заснял-таки на видео - и уже у себя на Хоккайдо попробовал расшифровать. Вот что у него получилось (сильно не бейте - камера была любительская, а песня очень скоростная):

Я беспечный русский (бродяга?),
Родился на брегах реки Волги,
Пил, что попало, и ел, что Бог пошлет,
Под песни соловья и иволги.

Я пил в Петербурге и пил в Москве,
Пил в Костроме и в Рязани,
Пил (?) и пил (?),
Закусывал травой и грибами.

... ребятки я был совсем (?),
Ближе к Барнаулу стал резвый,
И худшее похмелье. Что было у меня, -
Когда я восемь суток был трезвый.

Я упал в Енисей, - я выплыл из Невы,
Хотя, может быть, это была Припять,
И я вышел (внезапно?) сухим из воды
И немедленно нашел, с кем здесь выпить.

Я один родился и один я умру,
Чтобы в мире не заблудиться,
В каждом вагоне, что едет по земле,
Работает одна проводница.

А так по жизни я - анахорет, -
Молитвеннен и беззаботен,
В обычный день я спасаю двух-трех,
А в правильную ночь - до трех сотен.

Я беспечный русский (бродяга?)...

Потом были какие-то ирландские напевы на английском, еще немного сакэ, еще что-то неслыханное из гребенщиковских кладовых, потом еще немного сакэ...
Расползались заполночь.

* * *

       Взгляните внимательнее на карту - и вы сразу поймете, в чем главная особенность Канадзавы.
       Хребет "японского дракона" - горная цепь Хакусан, пробегающая вдоль всего острова Хонсю. По "эту" сторону гор, к Тихому океану, - пузо дракона. По "ту", к Японскому морю, - спина. "Захребетную" часть страны называют Ура-Нихон - "изнанка Японии". Или, если мыслить нашими категориями, местное "зауралье". Где жители еще не задумываются о том, как они выглядят в глазах иностранцев. Где люди еще мало обременены пониманием того, что на свете бывают другие способы жизни. Где - в отличие от унылых небоскребов Токио или святынь Киото - можно увидеть Японию как она есть.
А именно Канадзава (побратим Иркутска, кстати говоря) - неофициальная столица "захребетной" японской реальности.
История Канадзавы началась в 16-м веке. Сперва это была деревушка, жители которой добывали золото, отчего ее и назвали "золотые болота". Но в ходе нескончаемых феодальных войн могущественный клан Маэда смекнул, что истинное богатство этих мест - не столько золото, сколько отменный рис, и устроил здесь базу для провианта. Ведь на этих землях собирали до миллиона коку (1 коку - примерно 150 кг зерна), а богатство в те годы исчислялось не золотыми монетами, а мешками риса.
       Так в 1583 году возник замок Канадзава - лакомый кусок власти, красоты и благодати, которым то и дело пытались овладеть завидущие феодалы-соседи. Падкие до пряностей и излишеств враги неоднократно сжигали замок дотла, но всякий раз он восстанавливался, несмотря ни на что.
Последняя реставрация замка была завершена всего год назад по чертежам XVII века. Работами руководил господин Ёсии - старожил города, специалист по замковой архитектуре (есть такая профессия), а заодно и наш сегодняшний гид по Канадзаве и окрестностям.
Ёсии-сан очень гордится тем, что именно его коллектив восстановил внутренний замок - "сердце" родного города. Ведь буквально до недавного времени от него сохранялись только внешние стены. А поскольку внутри оставалось много свободного места, отцы города решили устроить там учебные корпуса Канадзавского университета. И сами же за свое решение поплатились. В 60-е годы по всей стране прокатились волны студенческих бунтов. A древние стены и подходы к замку были спроектированы так безупречно, что местной полиции пришлось штурмовать замок несколько суток подряд, дабы выбить оттуда юных "пацифистов-бунтарей".
И только в начале 90-х университет съехал с занимаемой площади, а Ёсии-сан и его команда принялись за работу.
Но все же канадзавцам трудно определиться, что более для их матери-Истории ценно: сам замок или то, что непрерывно создавалось у его стен в течение двухсот лет - национальное сокровище, парк Кэнрокуэн.


Как и замок, парк был разбит на высоком холме. А поскольку солидную часть классического парка составляют пруды, ручьи и водопады, сразу же встал вопрос - как загонять туда воду, если ближаший естественный водоем находится аж за несколько километров? И вот в 1632 году специально для парка Кэнрокуэн лучшие местные инженеры разработали уникальную дренажную систему, которая прекрасно работает и по сей день с совсем небольшими усовершенствованиями.
"Кэнрокуэн" переводится как "Парк Шести Элементов". Согласно теории китайского паркостроения, это шесть элементов Гармонии - Емкость, Уединение, Рукотворность, Античность, Обилие воды и Многоплановая перспектива (применимо не только к паркам, не правда ли).
По огромной площади - более 14 км в квадрате! - в тщательно продуманном беспорядке разбросаны сады, пруды, мостики, домики для чайных церемоний. Уже за вторым поворотом начинаешь забывать внешний, суетный мир, из которого когда-то сюда пришел. Так и кажется, будто именно здесь - настоящая реальность. А может быть, так оно и есть.
Час спустя Ёсии-сан выводит нас на смотровую площадку. Внизу под холмом раскинулся город, за которым проступает полоска Японского моря.
- Прямо по курсу - Владивосток, - машет наш гид рукою за горизонт. - Всего за тысячу километров...
Пару секунд все русские, словно очнувшись, молча смотрят в одну сторону.
Ох уж эта мне пара секунд.

* * *


По серпантину из древней брусчатки спускаемся в город.
С брусчаткой, кстати, своя история. До середины 90-х годов замок и парк соединялись древним мостом из плотно пригнанных друг к другу камней. Когда же начали реставрацию замка, мост решили разобрать, укрепить фундамент, обновить - и снова собрать. Для чего каждый камень пересчитали и пронумеровали. Но, как ни бились, заново собрать этот средневековый "пазл", увы, не смогли. Так и пришлось на его месте строить мост из бетона - "простого, а не золотого".

Саша&Саша Васильевы

Погода сегодня - просто чудо. На лужайках вокруг замка мамы выгуливают детей, стайки студентов на экскурсии щелкают разовыми фотокамерами, пенсионеры с пивом нежатся под сакурами на солнышке. Вдоль дороги курятся лавочки с едой и местной экзотикой.
Покупаем Саше Васильеву японскую панамку, Ирине - мороженое из зеленого чая, а нам с Каневским - по шашлычку из осьминогов в тесте. Больше для счастья на данный момент никому ничего не требуется.


В ходе прогулки посещаем еще два уникальных заведения: музей местных красок для кимоно (кага-юдзэн) и галерею "канадзавского палеха" - лаковой росписи посуды (маки-э). Каждому из ремесел - по нескольку сотен лет.
- Ах, какие цвета! - только и вздыхают наши дамы. - Просто марсианское что-то...
С цветами здесь и правда все по-другому. В древности у японцев было всего три прилагательных цвета: красный, желтый и "цвет морской волны". Белый и черный цветами не считались, ибо это - отсутствия цвета как такового. А остальное воспринималось лишь как оттенки все тех же трех: коричневый - это "темно-желтый", голубой - "небесно-морской" и так далее.
Кто сказал "неудобно"? Отнюдь! Просто для более точного описания оттенков выбирались не безликие прилагательные, а конкретные, визуальные сравнения с живой природой. Многие ли из нас могут с ходу восстановить в памяти, что это за цвета - "павлониевый", "глициниевый", "гортензиевый"? В японском же сия палитра практически бесконечна.
В галерее лаковой росписи Боря долго вертит в руках деревянную чашку для риса. Сфотографировать эту красотищу никто не успел, а стоило: от донышка к верхнему краю чашки можно пронаблюдать совершенно безумную трансформацию красного: из почти бездонной черноты - до кроваво-алого. С каждым миллиметром оттенок меняется.
- О-бал-денно... - бормочет БГ, а директор галереи рассказывает, что такой эффект достигается только вручную - кропотливой работой художника с большим набором супермягких кистей.
- Любимая! - кается Боря жене через десять минут, выныривая из галереи с коробкой в руке. - Было дорого, но я не смог удержаться... Зато они сделали скидку! - поспешно добавляет семейный транжира.
Ирина только смеется.

* * *

На этот раз, слава Богу, удалось организовать то, на что в прошлые борины приезды не находилось времени.
Ближе к вечеру выезжаем на ужин и ночевку в онсэн - загородную виллу на горячих источниках с традиционными сервисом, едой и прочими наворотами древней культуры.
Когда-то эти виллы были уделом знати да помещиков. Сегодня же любая семья или группа друзей-коллег может организованно приникнуть к корням в ближайший уикенд. Когда я работал в японской фирме, подобная радость устраивалась для всего отдела приблизительно раз в пару месяцев.
Наш онсэн называется "У водопада" (Таки-но тэй) и расположен минутах в сорока на машине от Канадзавы. По одну сторону от виллы - горы, по другую - рисовые поля. Само здание - огромная деревянная усадьба провинциальной архитектуры XVII века со множеством внутренних двориков, садиков и водопадов.
Элегантные тетечки в кимоно сгибаются у входа в поклоне - и мягко, но непреклонно конфискуют наши ботинки. Мы ступаем пятками на татами и забываем про обувь до следующего утра.
Будь моя воля - я бы перед входом в каждый онсэн ставил бы еще и храмовые ворота (тории). Как в том мультике про "унесенных богами". Этакий указатель: "В иной мир - сюда".
Попадаем в огромный холл с половицами из плетеной соломы. Одна стена полностью стеклянная, с раздвижными дверями. За ними, метрах в тридцати, - огромная скала с водопадом. Под водопадом - легкая терраса с циновками, к ней через пруд бежит дорожка из плоских камней. Очень трудно определить, что здесь создала природа, а что достроили руки человека. Все в равной степени совершенно.
Картина настолько неземная, что Боря и Сашечка Васильева тут же, радостно съехав крышей, убегают в нее медитировать.


Оцепенение от этого ваби продолжается минут сорок. Движения замедляются, мысли текут спокойно и куда следует. Всепонимающие тетечки в кимоно, согнувшись в поклоне, терпеливо ждут, когда можно будет развести гостей по их номерам.
В номерах у нас отбирают мирскую одежду. Каждому выдают по юката - облегченному кимоно, в котором надлежит оставаться все время, пока находишься в этих стенах. И вежливо намекают, что пора совершить первое омовение. Причем поскорее: уже через час Ёсии-сан приглашает гостей на чайную церемонию. После которой - ужин. А уж потом можно мокнуть в ротэмбуро хоть до утра.
Замотавшись в зелено-сиреневую капусту, выдвигаемся в ротэмбуро - горячий пруд, сердце онсэна. В лабиринтах виллы разделяемся: девочки налево, мальчики направо. Сполоснувшись в предбанничке, выходим в чем мать родила "на улицу" и погружаемся в пруд - очередной шедевр садостроения.
О, как жаль что вас там не было - нагишом меж древних, заросших мхом каменюк в огомной природной ванне, которую нагрела сама Земля. В воде - натрий, калий и прочие целебные ископаемые. Над головой - только небо, цветущая сакура и водопады. Ну, разве что зимой вместо розоватых лепестков на макушку выпадет снег.
Полчаса такой медитации очищают без всякого мыла.
До полной прозрачности.

* * *

Ёсии-сан очаровывает все больше. Не архитектор, а какой-то человек-оркестр. С удивлением выясняю, что чайную церемонию он собирается провести сам, поскольку уже давно увлекается этим способом дзэн-концентрации. Заядлый буддист уже несколько лет подряд мотается в Индию, помогая там в строительстве дзэн-буддийского храма. Для индийцев он заваривал чай не раз, а вот русских приобщает к этому процессу впервые.
Подчеркну: именно к процессу. Ошибается кто думает, будто цель церемонии - чай, который должен получиться в итоге. То есть, конечно, он тоже нужен, но лишь как финальная часть процесса. Главное же в запутанном ритуале - выполнять все с точностью до мелочей. Температура воды поддерживается сначала в основном чайнике, который ее кипятит, потом во вспомогательном чайнике, через который ее переливают - и опускается ровно до того градуса, при котором лучше всего растворяется именно этот сорт чая. Соответственно, в голове приходится держать и температуру, и сорт чая, и материал, из которого чайник сделан. Да при этом не забывать, как все это выглядит со стороны.
- Для сегодняшнего показа я выбрал простые глиняные чашки цвета земли, - комментирует свои действия мастер, пока гости пробуют, что получилось. - А для чайного порошка - лакированные футляры: черный фон с золотой росписью, знаменитый пейзаж Канадзавы.
- А почему именно такой выбор? - уточняет заядлая чаеманка Сашечка Васильева.
- Потому что начинается весна, земля просыпается, и к нам приехали дорогие гости издалека. В другое время и при других обстоятельствах я подобрал бы что-нибудь другое...
Каждый поворот чашки в руке, каждое обмахивание ее специальным полотенцем, каждое сочетание материала и цвета прочувствываются заранее. Но главное - сосредоточиться на своем деле. Вернуться в состояние, из которого нас постоянно выталкивают внешние обстоятельства, наши комплексы, слабости и прочее горе от ума.
Разверни свое бытие на себя, сделай свой глагол "быть" переходным. Ибо сказано:

Если ты выполняешь правильное дело в правильном месте и в правильный момент - ты находишься в состоянии Дзэн. И тогда твое сердце не омрачат ни сомненья в себе, ни бытовые неурядицы, ни вселенская ядерная война.

Проверим себя?

* * *

Ёсии-сан объявляет, что ужин начнется, лишь когда все соберутся за столом. Отряд замечает потерю бойца: ценнейшая половина Васильева застряла в ротэмбуро. Размахивая полами кимоно, рыщем по лабиринтам усадьбы в поисках женского предбанника, точно шпионы-ниндзя на секретном задании. Куда лучше сворачивать, что за каким углом находится - сам Токугава Иэясу не разберет...
- А представляешь, Саша, - говорю я. - Будь это настоящий замок в час атаки, нам пришлось бы прокладывать путь не только мозгами, но и мечом...
- Дык! А куда деваться? - храбро кивает Саша, и мы продолжаем наш поиск до полной победы.

* * *

- Для начала попробуйте наше "сезонное" - соевое желе цвета сакуры...
Честно признаюсь: столько лет в Японии прожил - но чтобы буквально вся трапеза состояла из вкусов, которых дома не встретишь, случалось не часто.


Очередная тетечка в кимоно с интервалами в десять минут подает нам блюдо за блюдом, зажигает миниатюрные персональные горелки, объясняет, что из чего приготовлено, что с чем смешивать, в какой соус макать. За полтора часа было съедено около пятнадцати разных кушаний, не считая десерта, в строго определенном порядке.
О японских вкусах стоит поспорить особо.
Помню, попав в Японию впервые, я долго привыкал к ощущению постоянного недовкусия. Так и тянуло залить несоленый рис соевым соусом или извалять "безвкусный" тофу в горчице. Зато уже через полгода наша еда казалась мне переваренной, пережаренной, пересоленной и слишком жирной.
Наши вкусы для них чересчур сильны и конкретны. Как и наоборот.
А все потому, что едят они немного не затем, зачем это делаем мы.
На протяжении всей трапезы у японца под локтем - неизменная чашка зеленого чая. Знаете, для чего? Вовсе не затем, чтобы насладиться вкусом самого чая! Японский гурман ценит не столько сам вкус еды, которую жует прямо сейчас, - сколько ее сочетаемость со вкусами до и после. Во рту вкусы смешиваться не должны. А именно зеленый чай (сэн-тя) устраняет изо рта послевкусие блюда - и возвращает едоку способность воспринимать нюансы очередного деликатеса.
Из-за такого отношения к еде в японском выработалась куча названий для вкусов, которых у нас не бывает. Например, здесь очень любят ассари - "легкий", а также саппари - "чистый", "опрятный" вкус.
Именно саппари говорят о зеленом чае. Редкий японец выйдет из суси-бара, не сделав хотя бы пару глотков сэн-тя: вставать из-за стола с ощущеньем еды во рту считается физически неприятным (потому же многие японцы, по возможности, чистят зубы после каждой еды).
"Гигиенизированное" гурманство быстро затягивает. Ирочка Гребенщикова, например, так "запала" на вкус саппари, что искренне расстраивалась, если ее любимого зеленого мороженого из сэн-тя не продавали в ближайшем киоске.


- Вообще, давно пора составить толковый словарь расхожих понятий, которых нет в русском языке, - кивает Боря на мои разъяснения. - И не только с японского - со всех языков мира...
Ценная мысль. Не знаю, обогатило бы это великий и могучий - но границы наших представлений о самих себе раздвинуло бы неплохо.

* * *

После ужина снова лезем в ротэмбуро. Я притаскиваю из ночного бара поднос с сакэ, пристраиваю его на ближайшем камушке, погружаюсь в горячую воду по горло и любуюсь Идеальным Пейзажем. Ну, чем не обложка для очередного альбома: партизаны полной луны и патриоты цветущей вишни, восседая голышом в пруду меж замшелых камней, прихлебывают сакэ и обсуждают грядущие планы...
А планы, похоже, и правда "все громадьёвее". Справа Ёсии-сан рассказывает, что в октябре в Канадзаве состоится масштабный фестиваль города. И он очень постарается сделать так, чтобы "Аквариум" выступил там в полном составе. Слева Джимми и Боря увлеченно обсуждают какие-то тактику и стратегию: то ли аквариумизации всея Японии, то ли наоборот...
А я, подливая им всем по очереди, вспоминаю случайную пьянку трех русских балбесов семь лет назад на севере Хонсю. Историческую посиделку, в результате которой мы со Смоленским позорно уснули - а Каневский дозвонился-таки в Питер до Гребенщикова.
И в который раз констатирую, что наша жизнь может быть чудеснее самой волшебной сказки. Если только позволить себе чего-нибудь по-настоящему в ней захотеть.

* * *

- Очень хотелось бы помедитировать в каком-нибудь дзэнском храме, - деликатно просит Боря уже пару дней подряд. - Совсем немного, хотя бы минут сорок... Если что, я и один могу - например, пока все обедают... И еще в синтоистском, если недалеко...
Старый буддист Ёсии-сан намотал все на ус в лучшем виде. По дороге на аэропорт заезжаем в горы - и посещаем то, ради чего стоило не просто ждать двое суток, а вообще посетить эту страну хоть однажды.

* * *

На склоне горы Нода, в часе езды от Канадзавы, есть уникальнейшее сооружение, чья история куда древнее истории самого города. Это действующий дзэн-буддийский монастырь при храме Дайдзёдзи (храм Махаяны - буддийского "Большого Колеса").
Летописи гласят, что монахи-отшельники, основатели дзэнской секты Сото, пришли на эту гору и поселились в ее пещерах более семисот лет назад - в 1262 году, а первую простенькую молельню построили в 1340-м. Нынешние же деревянные постройки, каменные лестницы и огромный колокол, ударить в который с молитвой съезжаются со всей Японии, - воздвигнуты аж в начале XVII века.
Сегодня в монастыре живет 33 монаха (из них лишь 8 - официальные служители храма) и 20 послушников. Возраст - от 20-ти до 70-ти. Зимой и летом в одном одеянии, эти люди выживают здесь сообща, не завися от внешнего мира, на полном самообеспечении. Сами выращивают пропитание, сами готовят еду, в очень жестком режиме (подъем в полпятого, отбой в девять) совмещая работу, учебу и духовные практики. На их классы Дзэна и Дза-дзэна ("сидячей", практической медитации) люди со всей страны записываются заранее - по телефону, по факсу, а в последнее время и по электронной почте.
- В некоторых залах монахи прямо сейчас проводят занятия, - предупреждает Ёсии-сан перед главными воротами. - Поэтому постараемся не шуметь...
Куда уж тут "шуметь". Не успеваешь войти в ворота - язык сам прилипает к небу. Широченные каменные ступени убегают вверх по склону к очередным, Главным воротам, метров на тридцать выше входных. Вековые деревья - что-то вроде австралийской секвойи - застят кронами небо. С каждой новой ступенью Время замедляется, а воздух становится плотным, как желе.
За Главными воротами прямо во дворике выставлены огромные чаны с водой, в которых отмокают какие-то коренья. Пять или шесть молодых монахов в темных одеждах заботливо перемывают каждый корешок, почти не разговаривая друг с другом.
- Священный лотос, - негромко поясняет Ёсии-сан. - Каждую весну его высаживают заново в прудах при храме.
Смотрю на Гребенщикова. Тот уже явно где-то не здесь.
- Пойду посижу где-нибудь, - объявляет Боря. - А вы меня потом заберете.
Убредает в дальний угол двора, садится под стену, прислонившись спиной к почерневшему дереву, и замирает с закрытыми глазами.
Тихо бродим по долгим коридорам храма. Из-за раздвижных ширм то и дело доносится гулкое бормотание монахов-учителей. В центральном зале с потолка свисает огромная, метров шесть в ширину, темная плита из цельного куска дерева. С трудом разбираю устаревшие иероглифы: "Храм Большого Колеса".
- Самая древняя вывеска храма, - говорит Ёсии-сан. - Ей уже четыреста лет. Тело храма подлатывают, обновляют то и дело. Но эту вывеску хранит само Время...
Очередной посетитель храма, оттянув тяжелое бревно, ударяет в колокол. Низкий бархатный гул наполняет пространство добрые полминуты: отдается эхом в стенах монастыря, раскачивает кроны деревьев, пропитывает собой все вокруг до самых основ - и лишь после этого плавно уходит в землю и растворяется в небесах.

* * *

МЕДИТАЦИЯ ПРИЕМА И ОТДАЧИ

(Медитация Великого Пути)

Мы чувствуем, как бесформенные потоки воздуха поступают в нас через нос - и покидают нас через нос, и пропускаем через себя мысли и звуки, не давая им ни малейшей оценки.
Когда наше сознание успокаивается, мы находим прибежище в Будде как нашей цели, в его учениях, которые привели нас к нему, и в наших друзьях, которых мы встретили по пути. От этой медитации мы получаем энергию для того, чтобы приносить пользу другим существам через понимание обусловленной природы всех вещей на Земле.
Сейчас мы воспринимаем страдания всех живых существ как черные облака внутри или вокруг них. Этот черный свет мы вдыхаем через ноздри без всяких усилий. Как только этот черный свет достигает нашего сердца, он немедленно преобразуется в чистое белое сияние. С каждым нашим выдохом это сияние растекается обратно к живым существам. Мы продолжаем это делать столько, сколько нам кажется правильным.
И в завершение мы желаем, чтобы добро, которое нами было только что сотворено, смогло принести пользу всем живым существам на Земле.

* * *

- Ой, Борька, сколько к тебе Дзэна прилипло! - отряхивает Ира мужнину спину по дороге к машине. На красной тужурке от Ямамото жирными пятнами осела копоть буддийских веков. - Не-а, не оттирается. Теперь в чистку отдавать придется.
- Да это ничего... Это же хорошо... - задумчиво бормочет Боря, все еще по ту сторону этого мира.

* * *

Тории храма богини Белой Горы
Движемся дальше к аэропорту. Впереди - еще одна остановка.
- Как называется место, куда мы едем? - интересуется Боря.
- Сираяма-химэ-дзиндзя, - отвечает Ёсии-сан за рулем.
- Храм богини Белой Горы, - перевожу я.
- Саму гору вы сейчас увидите, - добавляет наш гид. - Одно из красивейших мест в округе.
Очередной поворот - и мы выныриваем в просторную долину. На горизонте громоздится заснеженный горный хребет с особо крупной, "материнской" вершиной посередине.
- Снег с этих гор сходит только к августу, - продолжает Ёсии-сан. - а уже в октябре выпадает снова. То есть они остаются белыми почти круглый год...
Сираяма (реже Сирояма - или, по китайским чтениям, Хакусан) - место волшебное. Согласно гипотезам археологов, именно здесь обитало одно из древнейших племен предков современных японцев.
Считается, что японцы как "равнинная" нация сформировались примерно к 5-му веку. Однако еще в эпоху Дзёмон (10-е тысячелетие до нашей эры!) здесь, в горах Хакусан, были стойбища "лесных" людей - племени Дэдзукури. Эти люди не могли выживать на равнинах. Не умели возделывать поля, выращивать рис и овощи. Потому что у них была своя, уникальнейшая культура покорения гор и леса. Их инструменты для заваливания деревьев, сбора ягод, желудей и дикоросов, ловли рыбы в реке и приготовлению пищи не имеют аналогов по уровню первобытной изобретательности. инструменты племени Дэдзукури
Главной же "мудростью Дэдзукури" считалось умение выживать сообща в условиях долгой зимы.
Белая Гора была источником воды и жизни. Лес - отцом родным, зима - матерью. Могущественные ками скрывались в каждом водопаде, за каждым камешком, под каждой травинкой. Японцам 5-го века было что перенять у своих горных предков.
Именно из этой древней психологии очень многое осталось и в подсознании современных японцев. Кто смотрел гениальнейший фильм "Легенда о Нараяме" режиссера Сёхэя Имамуры, поймет, что я имею в виду. Тем же, кто еще не пережил этот "трип", но хочет заглянуть в "загадочную японскую душу" поглубже, я рекомендую потрясающий по красоте и содержанию двуязычный сайт о мини-цивилизации Дэдзукури. За такие сайты в любой стране стоит давать премии Минкульта без дураков.

* * *

Что же делать, чтобы ками были довольны?
Bыработать в себе две параллельные оси поведения - Искренность и Благодарность.
Оба понятия замкнуты друг на друга: используя Природу для жизни, ты должен быть открыт и честен с ее воплощениями - ками, и в то же время благодарен ками за все, чем ты жив. И постоянно поддерживать эту связь в повседневности: ты - ками - храм. Что бы с тобой ни происходило - свадьба дочери, похороны близкого человека, увольнение из фирмы или выигрыш в лотерее, - ты не должен забывать о том, кто тебе все это дает.
Ведь любая весть изначально благая. Просто ты к этому еще не привык.
Раньше люди ходили к священным местам пешком, пересекали вплавь реки, взбирались на горы, чтобы добраться до удаленных от бренного мира святилищ и отблагодарить Природу за подаренную жизнь. Сегодня японцы делают это на самолетах, автомобилях, круизных лайнерах и фуникулерах, но суть остается прежней: хотя бы раз в месяц отключись от повседневной суеты, поблагодари ками за все лучшее, что у тебя есть - и очень искренне попроси дальнейшей поддержки.
Ведь что бы с тобой ни случилось - пока ты жив, тебе всегда есть за что их благодарить.
Не правда ли, Борис Борисович.

* * *

Как уже сказано, Сираяма-химэ - хозяйка Белой Горы - покровительница воды, без которой нет жизни. Все живое на горе и вокруг горы подчиняется ее воле. Вода добывается из снега, выбегает из-под камней, падает с неба. И все это - Сираяма-химэ-сама.
Гора Сираяма - сильнейший духовный магнит: ежегодно сюда приезжает от 600 до 700 тысяч паломников. Всего же по стране Ее храмов насчитывается более трех тысяч.



Обычная практика при посещении синтоистского святилища - помолиться, приобрести какой-либо оберег (о-мамори) - и, ублажив таким образом ками, откупить предсказание судьбы на ближайшее будущее (о-микудзи). Ну, а если в кармане завалялись лишние пятьсот-семьсот иен ($5-7), написать на деревянной "лошадиной табличке" (эма) свое Самое Сокровенное Желание - и повесить его в специальной нише под стенами храма. Тогда одно из священных животных-посланников Лошадь доставит твою молитву куда положено.
Обереги бывают разные. От несчастной любви, от аварии в дороге, от болезни или банкротства. Как правило, это крошечный расшитый золотом мешочек. В мешочке - бумажка с молитвой. Открывать мешочек нельзя: волшебство пропадет. А в последние годы появились даже о-мамори от СПИДа, внутри которых вместо обычной бумажки можно прощупать "священный" презерватив.
И все-таки самыми популярными считаются предсказания (о-микудзи). Дешево, сердито - и сразу вроде бы ясно, как жить на свете.
Так, Гребенщикову ками сообщили, что впереди у него, в принципе, полоса удач, ежели в ближайшее время он будет держаться юго-восточного направления и чаще идти на компромиссы в семейной жизни. Если он что-то потерял, пусть ищет это на Востоке, а если он женщина, то следует воздержаться от беременности в ближайшие полгода.
- Обязательно учту, - покорно кивает Боря.
Рубекину же синтоистские боги настойчиво порекомендовали не пытаться идти по жизни в одиночку, искать сил у любимых людей и в родном коллективе, а главное - больше слушать начальство, ибо оно знает куда идти и "в беде не бросит".
- Очень правильные предсказания, - веско прокомментировало эту мысль стоявшее рядом "начальство".

* * *

В аэропорту Канадзавы прощаемся с Ёсии-саном. Не знаю, встретимся ли еще, но таких японцев, я убежден, стоило бы клонировать - и на экспорт. В каждую страну мира по Ёсии-сану.
Низкий поклон ему. Искренность и благодарность.
Каневский и Кот провожают нас в самолет. Стоят у стойки, как солдаты в строю, только что честь не отдают. Эх, старая гвардия...
Весь перелет до Токио Боря, закрыв глаза, слушает в наушниках свою электронику, и по крыльям его ноздрей то и дело пробегают сполохи белого света.

* * *

Последний вечер. БГ опять хочет мяса.
- Я думаю, самое время поесть сябу-сябу, - объявляет Боря сразу по прибытии в аэропорт Ханэда.
Нас осталось ровно семь с половиной: Гребенщиковы, Васильевы, мы с Джимми и Рубекин с аппаратурой. Ни в какое такси не влезаем, хоть тресни.
- О-оукэй... - поднимает Джимми указательный палец и идет арендовать микроавтобус. - А ты пока вычисли сябу-сябу покруче! - просит он меня.
Что-либо круче Гиндзы в Токио придумать сложно. Звоню в лучший гиндзовский ресторан, заказываю места, говорю, что приедем минут через сорок. Перетаскиваем сумки к стоянке и от нечего делать играем в слова. Вскоре подруливает Джимми на казенном авто.
Загружаемся. На приборной панели светится экранчик спутникового навигатора.
- Говори адрес! - командует Джимми.
Забиваем центр Гиндзы в компьютер, и над нужным местом на карте города зажигается крестовая мишень.
- Только не стреляй, - умоляю я.
- Yep, I' ve been warned, - кивает Джимми, трогая с места. - Don't press the red button...
Выруливаем на хайвэй и разгоняемся под 130. Каждую минуту в динамиках звенит колокольчик и механический голос японской девушки эротически вскрикивает:
- Через пятьсот метров - направо, ага?
Ага, милая. Вот только Тарковский снимал эти магистрали-небоскребы для "Соляриса" днем и в монохроме, а мы здесь - ночью и внутри. И скорость побольше будет. Как бы не промахнуться. Один неверный поворот - и разворачиваться придется на другом краю Хонсю...
- Следи за надписями, я не успеваю! - просит Джимми.
Погружаюсь в мельтешащие за окном иероглифы. Народ сзади смолкает, придавленный скоростью. На минуту в машине повисает гнетущая тишина - лишь механическая девушка продолжает монотонно выкрикивать указания. Наконец нервы водителя не выдерживают:
- Guys, talk!! - кричит Джимми, вцепившись в баранку. - Just make any sound, you know? I need to be sure we're still alive!
И по двенадцатиместной "тойоте" на ста тридцати км/ч раскатывается хорошо поставленный хохот Гребенщикова.

* * *

Через полчаса влетаем на всем скаку в Гиндзу, паркуем машину и отправляемся по сябу-сябу.
Ресторан "Суэхиро" на Гиндзе - это, скажу вам, нечто особенное. Именно здесь подают знаменитую "мраморную" телятину с мясозаводов Кобэ. Телят этих выращивают до двухлетнего возраста, постоянно массажируя и потчуя пивным суслом. Два года райской жизни - и на стол к богатым гурманам. Такая вот бывает судьба. Попробовать, что ли, как-нибудь в следующей карме?
В результате получается нежнейшее мясо, которое почти не нуждается в термической обработке. Подцепляешь палочками листик сырой телятины, макаешь в бульон, кипящий в кастрюле посередине стола, болтаешь там три-четыре секунды, вынимаешь, макаешь в соус - и в рот. Жевать почти не нужно, тает само собой.
- Но главное - когда болтаешь его в кипятке, приговаривай волшебное слово "сябу-сябу", - рекомендует Ирина сашечкам Васильевым. - Так гораздо вкуснее.
- А что само слово-то значит?
- Шалтай-болтай, - инстинктивно догадывается прожженый гурман Гребенщиков.
Прямо из воздуха появляется сомелье в костюме с бабочкой, уточняет, какое мясо мы выбрали, и рекомендует самое подходящее к нему красненькое в заведении.
Первый тост - за Джимми, который, увы, с нами выпить не может: впереди еще полчаса за рулем. Зато первый раз за всю поездку вижу нашего "большого (под два метра) американского братушку" расслабленным и довольным. Все, что им было спланировано, состоялось в лучшем виде.
После тоста за музыку я не выдерживаю:
- Так все-таки, Боря... Кого, по-твоему, можно слушать сегодня в России без боли за потраченное время?
- Никого, - отвечает БГ, не задумываясь ни на секунду.
- Как? Вообще никого?
- Вообще, - кивает он, пожимая плечами.
- Ну вот как ты можешь так говорить об огромной стране? - качаю я головой. - Какой ты все-таки категоричный, я не знаю!
- Но ведь так оно и есть... - грустно вздыхает Боря.

* * *

JIMMY BRYAN - ЧЕЛОВЕК-ПАРОХОД

Утро в Нарита. У стойки регистрации на Москву какой-то японский студентик, пыхтя и волнуясь, долго не может захлопнуть здоровенный, под завязку набитый барахлом чемодан. Саша Васильев бросается ему на помощь и долго прыгает на чемодане коленками, пока мы со студентиком давим на защелки. Общими усилиями забороли минуты через три. Выходим из зоны регистрации - и вдруг прямо перед нами сгибается в поклоне седенький японский старичок.
- Спасибо вам за сына, - очень искренне благодарит он.
- Какого сына? - удивляюсь я.
- Вон того, с чемоданом. Да хранит вас Ками-сама. Счастливого пути...
Прощаемся. Боря обнимает меня и просит не теряться в пространстве.
- Никогда! - говорю я первое, что приходит в голову.
- Never say never... - мерзко хихикает в мозгу Матрица голосом Шона Коннери.
Запускаю в Шона табельным сюрикеном. Экран дымится и издыхает. Жизнь продолжается.

Д. Коваленин
Токио 2004

сюрикен



       ПРИХОЖАЯ    |   МЕНЮ    |   НОВОСТИ    |   ГОСТЕВАЯ   |   СМОЛЕНСКИЙ    |   КОВАЛЕНИН