Путешествие в литературную страну Мураками
В начале февраля (2003) Сахалин посетил московский переводчик английской и японской литературы Дмитрий Коваленин. Именно он открыл и перевел для русскоязычного читателя одного из самых культовых на сегодняшний день японских писателей-постмодернистов Харуки Мураками. А конкретно - его романы "Охота на овец", "Dance, dance, dance" и "Страна чудес без тормозов и конец света". Предлагаем вашему вниманию филологические заметки о прозе Харуки Мураками, подготовленные самым молодым доктором наук СахГУ.
Имя Харуки Мураками уже давно окружено множеством эпитетов, иногда весьма парадоксального характера: "современный молодой писатель", "молодежный", "самый неяпонский", "странный", "продвинутый", "элитарный", "крутой", "джазовый", "стильный", "разнузданный", "порнографический" и др. Но каждое из обозначенных определений приводит к осознанию единственно верной характеристики - художественная манера этого писателя укладывается в рамки скорее межнационального мышления, чем собственно японского. Это и делает Мураками максимально интересным для читателей самых разных вкусов и уровней. Поэтому не случайно Д. Коваленин считает, что "переводить Мураками - удовольствие особое: общаешься со всем белым светом одновременно".
Почитатели прозы Мураками не могли не заметить, что чтение романов этого японского по письму и неяпонского по менталитету писателя сродни разгадыванию кроссворда или составлению единой картины из головоломок-пазлов. При соприкосновении с романами Мураками всякий раз возникают ассоциации с творческим наследием то англичанина Джеймса Джойса, то австрийца Франца Кафки, то француза Марселя Пруста, то американцев Эрнеста Хемингуэя или Джерома Дэвида Сэлинджера, то, наконец, столь любимых самим писателем Трумэна Капоте и Раймонда Карвера. Иногда стилизованные, иногда пародийно-подражательные "куски" мировой классики XX столетия сшиваются Мураками в единое лоскутное одеяло, в котором физический мир граничит с метафизическим, настоящий - с прошлым, трезвомыслящий - с безумным, правдивый - с ложным. И в этом сложном синтезе с чисто номинативными японскими реалиями (именами героев и названиями конкретных географических мест) не столь часто, но с завидным постоянством упоминается Россия и все,что имеет или может иметь к ней отношение. Например, в романе "Охота на овец" (1982) звучат такие фразы, как "за две недели до прихода советских войск", "это напоминало русский табак", "погибших в русско-японской войне", "я по три раза прочел "Братьев Карамазовых" и "Тихий Дон", "я почитаю Достоевского" и другие.
"Русская" тема Мураками гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд: действительно, писатель несколько искажает общемировой имидж России или даже предлагает иногда демонстративно спорную информацию о нашей стране. Но при этом как типичный постмодернист, выдавая неправду за истину, запускает "в народ" анекдоты. В первом письме Крысы из романа "Охота на овец" Мураками предлагает следующую версию о России и русских дворянах позапрошлого века: "...Нам с тобой, наверное, следовало родиться где-нибудь в России девятнадцатого столетия. Мне - князем Таким-то, тебе - графом Сяким-то. На пару охотиться, стреляться на дуэлях, соперничать в любовных интригах, страдать метафизическими душевными муками и потягивать пиво, созерцая черноморский закат. На склоне лет оказаться замешанными в заговоре каких-нибудь очередных мартобристов, пойти по этапув Сибирь - и там помереть... Замечательно было бы - ты не находишь? Родись я в девятнадцатом веке - наверняка и писал бы куда приличнее. Пусть не как Достоевский, на порядок пониже - но достаточно солидно для признания в свете..." (перевод Д. Коваленина). Таким образом, писатель создает портрет некоего интеллигента, взбунтовавшегося князя или графа, отказавшегося, наконец, от привычных ему охоты, дуэлей, пива, "метафизических душевных мук" и ставшего "на склоне лет" ..."мартобристом". Таковым выглядит в художественном сознании Мураками образ русского декабриста и таковым он может выглядеть в сознании читателя, не искушенного знаниями о русской истории и культуре.
И если русский человек, по представлению героя Мураками, одержим муками в поисках духовного идеала, то именно о нем может говориться в главе "Автомобиль и его водитель". Герой этой главы, водитель автомобиля без определенных имени и возраста, принадлежит "к универсальному типу людей, которые запросто сходятся с кем угодно". В уста этого персонажа Мураками вкладывает фразу, специфичную для многих русских людей: "Так ведь я христианин. В церковь, правда, не хожу, но в душе...". И хотя первые ростки христианской религии были привнесены в Японию в XVI веке иезуитами, в представлении героев Мураками христианство может ассоциироваться прежде всего с православием. Ведь история "охоты на овец", если верить автору, разворачивается на территории северной Японии, на Хоккайдо, на той самой земле, с которой и началось проповедование православной религии русским миссионером иеромонахом Николаем Касаткиным, будущим архиепископом Николаем Японским. Анекдотичными выглядят слова водителя о том, что он каждый вечер говорит с Богом ...по телефону. И в этом случае как не вспомнить бытующую шутливую присказку: если обычный человек говорит с Богом, то это абсолютно нормальное явление, но если Бог отвечает человеку, то это один из признаков шизофрении.
Разумеется, в каноническом православии молитваверующего человека - это всегда диалог с Богом, отвечающим на просьбы молящегося как прямо, так и косвенно. Но герои Мураками арелигиозны, они живут в сотворенном или творимом ими мире собственных идей и фантазий. Поэтому рассказ о разговоре с Богом по телефону - это, конечно, анекдот, хотя и очень горький. Основа же этого анекдота может исходить из симпатии Мураками к запечатлевшему метафизические страдания русских Достоевскому, имя которого многократно употребляется писателем в "Охоте на овец" и других его романах.
Свое продолжение в границах исторического анекдота "русская" тема получает и в романе "Пинбол-1973", или, как его нередко переводят на русский язык, "Китайский бильярд-1973" (1983). Избегая возможной неточности при передаче рассказа, обратимся непосредственно к самому отрывку, в котором герой Мураками делится своими знаниями "о сибирской ссылке <...> в биографии Троцкого": "Троцкий под покровом темноты украл оленью упряжку и бежал из ссылки. Четыре оленя сломя голову несли его через серебряную пустыню. Их дыхание превращалось в белые клубы, а копыта разбрасывали девственный снег. После двух дней пути, когда они добрались до станции, олени настолько выбились из сил, что упали и встать уже не смогли. Троцкий взял погибших оленей на руки - и сквозь проступившие слезы дал в своей душе клятву. Он сказал: я непременно приведу эту страну к справедливости и к идеалам. И еще к революции" (Перевод В. Смоленского).
И завершается этот эпизод еще более абсурдным заявлением: "По сей день на Красной площади стоят эти четыре оленя, отлитые в бронзе. Один смотрит на восток, другой смотрит на север, третий смотрит на запад, и четвертый смотрит на юг. Даже Сталин не смог уничтожить этих оленей. Если вы приедете в Москву и субботним утром придете на Красную площадь, то наверняка сможете увидеть освежающее душу зрелище: краснощекие школьники, выдыхая белый пар, чистят оленей швабрами". Но на этом абсурдность квазиистории, нового мифа о Троцком и "четырех северных оленях" не заканчивается. Апогеем романа становится сон главного героя, в котором к нему являются сам русский революционер и его спасители-олени в шерстяных носках.
Преувеличивает Мураками и миф о том, что первые пинбольные автоматы "больше похожи на бюстгальтеры, которыми укомплектованы женские подразделения Советской Армии" (Перевод В. Смоленского). Интересно то, что в интервью Д. Коваленину писатель замечал: "Я тогда и представить не мог, что все это будут читать русские люди".
Но Мураками как автору "анекдотов" о России и русских следует отдать должное в его стремлении высветить страницы белых пятен ирусской, и мировой истории. Так, в "Хрониках заводной птицы" поднимается проблема Халхин-Гола, кажущаяся все еще непосильной как для отечественных, так и для зарубежных ученых-историков. Конечное назначение анекдотов героев Мураками - вовсе не искажение русской истории и образов русских людей. Анекдотические рассказы писателя неразрывно связаны с общим содержанием его романов, повествующих о запутанных в лабиринтах ирреальности человеческих мирах. Мураками, безусловно, отдает себе отчет в том, что художественный текст - это продукт образного постижения и преображения реального мира, который никогда не может быть эквивалентным действительности, ровно так же как исторический роман не может заменить точности и объективности научной исторической книги или даже школьного учебника по истории.
Е. ИКОННИКОВА.