Лев Данилкин

Харуки Мураками "Страна Чудес без тормозов и Конец Света"

Москва ЭКСМО 2003
Перевод: Д.Коваленин

Вот золотой, 1986 года, периода акмэ, только что переживший сеанс общения с Человеком-Овцой, но еще не услышавший Norvegian Wood Мураками. Перевели - и слава богу. "Страна" просторна, пространна и таинственна; устроена при этом не сложнее двухкамерного холодильника. В нечетных главах герой живет в современном Токио и работает на некую корпорацию живой машиной по шифровке информации; в его мозг вживлена программа, запускающая конец света. В четных перед нами маячит полусонный человек, у которого отрезали тень; он живет в Городе на краю света и читает сны, которые хранятся в черепах умерших единорогов. "Современный" герой пытается понять, что спрятано в его черепе; сонный двойник собирается улизнуть из Города. Один замедляет наступление конца света; у второго конец света уже произошел. Разумеется, оба "я"-рассказчики - половинки одного человека, просто существующие один в другом, как матрешки. В "Стране Чудес" описана авторская версия устройства мозга; это роман про поиски айдентити с неожиданными для Мураками филип-диковскими мотивами (множество одинаково реальных миров и сознаний, отношения между которыми запутаны); в Америке "Страну" даже называли киберпанковским романом.

Главная достопримечательность полукриминальной-полуфантастической "Страны Чудес" - не единороги и не паранормальные явления, а свойственная Мураками интонация рассказчика. Этот "я" - один из самых прекрасных в мировой литературе типов. Где бы он ни оказывался - среди чудовищ в глубокой шахте под Токио, в разгромленной квартире, в постели с невменяемой подружкой - его ничего не пронимает. Его реплики комически однообразны: "И не говори", "Что да, то да", "Это точно", "Угу". Это восхитительно самодостаточный, упивающийся одиночеством, общением с самим собой молчун; у него нет друзей, но он вовсе не страдает от этого; и войны миров в финале не происходит именно из-за его покладистого характера - ему проще уйти во внутренний мир, чем цепляться за внешний. Мураками - человек, который даже апокалипсис приватизировал, подогнал его исключительно под себя.

Западная критика демонизирует Мураками - про него сочиняют, что западная развлекательность срослась в его текстах с дремучим японским ужасом. По мне, так все проще: его восточная покорность ходу вещей оттеняется западной иронией над слишком уж большим - непреодолимым - количеством неопределенностей. Жизнь ведь сложнее и неопределеннее любого шифра и любого мнения, правда ведь?

И не говори.