«Записки гайдзина»

      Вадим Смоленский

      Перекресток



      В пятничный вечер на работе засиделись немногие. Университетская стоянка пустовала - лишь полдюжины машин терпеливо дожидались своих владельцев. Оставалось определить, которая из них дожидается меня.
      Поднимая воротник, я взглянул вверх. Небо было черным в густую белую крапинку. Достигнув автомобилей, крапинка превращалась в белила. Из шести одинаковых сугробов мне предстояло выбрать один, спрятавший мою Хонду.
      Из этой торчит антенна. Не моя, идем дальше... У этой подняты щетки, я точно не поднимал... Эта какая-то слишком маленькая... Эта слишком большая... Вот следующая похожа. Надо номер откопать, посмотреть... «Нагасаки»... Нет, тоже не моя. Значит, моя последняя.
      Десять минут на раскопку и отогрев. На лобовом стекле изморозь, обычное дело: не хочешь ждать - отшкрябывай. Только бы вытянуть со стоянки, а там дорога чистая, только что грейдер прошел.
      Однажды меня отловили на улице некие местные корреспонденты и взяли блиц-интервью для радио. Здравствуйте, незнакомый иностранный господин, скажите пожалуйста, нравится ли вам у нас? Да, сказал я, мне у вас необыкновенно нравится. Зимой тут у вас метели, сугробы, гололед, холод - все как на моей любимой родине, без которой я скучаю. Корреспонденты очень смеялись такому изящному повороту мысли. Потом из этой реплики сделали заставку для еженедельной краеведческой программы, и добрых полгода я был радиозвездой.
      Минуту пришлось побуксовать, поерзать, подергаться взад-вперед, пока на отчаянном рывке колеса не зацепились за край колеи, наезженной учеными профессорами. Переваливаясь с боку на бок и царапая пузо ледяными комьями, моя бедная Хонда поползла к выезду.
      Грейдер потрудился ударно. Отвалы снежной массы громоздились по обеим сторонам дороги, как горные хребты. Двухполосная проезжая часть за неделю сузилась до однополосной - только-только разъехаться. Впереди была белая свистопляска и никакой видимости - лишь красное пятнышко светофора помаргивало сквозь снегопад. Я доехал до перекрестка, остановился и стал ждать смены сигнала.
      Мой путь пересекала широкая и оживленная трасса. Сейчас она тоже стала вдвое уже, чем всегда была, а поток машин вытянулся и замедлился. Их еле видные силуэты медленно проплывали через перекресток, напоминая караван из усталых верблюдов. Покорные своей верблюжьей судьбе, они терпеливо пробирались меж высоких барханов, ступая копыто в копыто.
      За неделю нас завалило таким количеством снега, какое здесь никогда не регистрировалось. По выпавшим осадкам в этом январе мы обогнали Хоккайдо. Масс-медиа всячески обсасывали эту радостную новость. Раньше здесь гордились самыми крепкими глиняными горшками, самыми горячими гейзерами и самой длинной лапшой. Теперь список славных рекордов пополнился высотой снежного покрова. Жаль, что ненадолго.
      Караван все шел. Прошло минут десять, а светофор и не думал переключаться. Перед носом у меня прополз целый зоопарк - верблюды и черепахи, слоны и гиппопотамы, зебры и броненосцы... Набычившись, они торили дорогу в тучах белых москитов. Я следил за их зыбкими очертаниями, покуда мне не стали мерещиться страусы и шимпанзе. Потом встряхнулся и задумался.
      Думать пришлось недолго. Всему виной оказался научно-технический прогресс. Сигнал переключался не абы как - а по команде от фотоэлемента, прицепленного к выносной штанге и глядящего на проезжую часть. Целился он строго в середину левого ряда, погребенную под снежными торосами. Еще бы светофор меня увидел с таким бельмом на электронном глазу.
      Попытки притереться к торосам вплотную и попасть в поле зрения аппаратуры результата не дали. Я вылез наружу. Штанга с фотоэлементом крепилась на фонаре, и на том же фонаре - я помнил это по летним прогулкам - располагалась кнопка для пешеходов. Добраться бы до кнопки.
      Я вскарабкался на снежную гору, ухватился за фонарь, раскидал носком сапога свежую порошу, попинал более плотные слои... Полметра надо прокопать. Или даже метр. Саперной лопатки в моем багажнике не нашлось - нашлась только горнолыжная палка. Вооружившись ей, я поковырял снег вокруг фонаря. Снег ковырялся плохо.
      Бросив эту глупую затею, я попытался сам изобразить автомобиль - взял в руки полы расстегнутого пальто и сделал ласточку на краю снежной кручи, словно хотел с нее спланировать. Фотоэлемент старательно пялился на меня сквозь летящие снежинки, но за своего не признавал. Тогда я надел шапку на конец лыжной палки, поднял ее вверх и принялся медленно размахивать пред электрическим оком.
      - Эй, мужик!..
      Я обернулся.
      - Что за масонские ритуалы?
      Федька высовывал голову из окна своего новоприобретенного драндулета. Я и не заметил, как он подрулил.
      - Дорогу дашь?
      Я спрыгнул с горы, подошел к нему и доложил обстановку.
      - Ну-ну, - сказал Федька. - Я тоже без лопаты. А с той стороны что, никто не подъезжает?
      - Отсюда не видно. Может, там у них такая же петрушка.
      - Вот ведь как... Абрамычу надо рассказать. А то он заладил: Восток, Восток...
      - Что делать-то будем?
      - Хороший вопрос. Классический. «Что делать?»
      - Сухари сушить.
      - Да не сухари, а спасать бессмертную душу. Я тебе уже излагал. Спасаться надо, а все остальное ересь. Ересь будем давить.
      - Я понял, понял... Вот сейчас, в данный момент, что делать?
      - Ну чего... Разворачиваться - узко. Сдавать назад - не видно куда. Остается только вперед. Сели, да поехали.
      - На красный?!
      - А чего, гаишников сейчас нету, погода не та. Давай, ты первый, я за тобой.
      - Метель же! Не разглядят, стукнут...
      - Сильно не стукнут, они медленно едут. Или давай парой: ты справа, я слева. Если слева стукнут, то меня. Если справа, то тебя. Риск пополам.
      - А может, наоборот - пусть справа тебя стукают, а слева пусть меня?
      - Хитрый какой! Я первый сказал. Короче, едем рядом и оба бибикаем. Вместе громче будет. Ну-ка, нажми.
      Я нажал. Федька нажал тоже. Получилось громко.
      - Ты ниже звучишь, - сказал Федька. - Давай так: секунду я, секунду ты. Устроим сирену. А еще окна откроем, и музыку на полную катушку.
      Я опустил оба стекла и прибавил громкости. В магнитофоне крутилось третье действие «Хованщины». Шакловитый тянул свою арию:
      - Ни-и-спо-о-шли-и ты-ы ра-а-зума све-ет благода-а-атный на Ру-у-у-усь!..
      Федька подрулил справа. В его магнитофоне во всю дурь пиликал ресторанный электроорган. Допиликав положенное, он уступил место пропитому голосу шансонье:
      - Сидел я в Омске!.. Сидел в Иркутске!.. Эх мне бы водки!.. Да мне б закуски!..
      - Пошла сирена! - заорал Федька и вдавил клаксон. Я несколько замешкался со своим полупериодом, и сирена едва не захлебнулась, не успев родиться. Кособокая и спотыкающаяся, она поплыла через перекресток - сквозь шансон, снегопад и хованщину.
      - БИИ-ПУУ-БИИ-ПУУ-злосча-а-а-а-БИИ-ПУУ-БИИ-цидивист-ПУУ-БИИ-ПУУ-БИИ-страда-а-а-БИИ-ПУУ-БПИУ-окурор!-ПУУБИУУУ-...
      - Давай, пошел! - Федька дотянулся головой до левого окна и призывно ею подергивал. Я осторожно тронулся, забирая чуть вправо. Автомобильный поток оттуда все тянулся, плохо реагируя на дикие звуки из-за сугробов. Подобравшись к потоку вплотную, я перестал сигналить, высунулся в окно, изогнулся шеей как бы кланяясь и стал мелко-мелко рубить воздух ребром ладони. Две машины проигнорировали этот классический жест, а третья затормозила. Я изобразил два глубоких поклона, газанул, перегородил ряд и стал ждать Федьку. Он тоже выключил свою половину сирены, тронулся, поравнялся со мной теперь уже слева, обошел на полкузова - и заглох.
      Причиной тому была кучка снега, оставленная грейдером посреди перекрестка, этакий длинноватый бугор высотой с нетолстое бревно. Преодоление сего барьера оказалось для подержанного и видавшего виды драндулета задачей не из простых. Федька снова завел двигатель, произвел несколько пробных газований и принялся заново штурмовать каверзную преграду.
      Ресторанный певун еле пробивался сквозь рев мотора:
      - Колыма...ВЖЖЖЖ...спомина...ВЖЖЖЖЖ...рушку ма...ВЖЖЖЖЖЖ...
      У меня запел хор стрельцов:
      - Гой, гой, прибодрись!!! Гой, гой, поднимись!!!...
      Поток слева остановился и тоже стал болеть за Федьку. Уткнувшиеся в меня справа недовольно бибикали. Решив тогда и следующий ряд миновать первым, я тронулся, наехал передними колесами на бугор и тут же затормозил - потому что от потока слева отделилась белая Тойота и пошла вперед. Ее водитель, видимо, пришел к выводу о нескором завершении федькиных стараний. Но тут драндулет собрал последние лошадиные силы, заревел тремя белугами, перевалил через бугор, как Суворов через Альпы, - и с треском врезался Тойоте прямо в бок.
      - Ах, окаянные пропойцы! - заголосил хор стрелецких жен. - Ах, колобродники отпетые!..
      Искореженная дверь Тойоты приоткрылась и судорожно замолотила по федькиному бамперу, желая распахнуться. Федька сдал назад. Из Тойоты выпрыгнул водитель, присел на корточки и принялся сканировать вмятину носом. Я поставил машину на ручник и тоже выбрался наружу. Пострадавший обернулся, увидел одного, увидел второго, изменился в лице и пробормотал:
      - Иностранные люди...
      Поднявшись с корточек, он не очень уверенно произнес:
      - Но ведь вы ехали на красный свет, не правда ли?
      - Что он говорит? - спросил Федька.
      - Говорит, мы ехали на красный.
      Федька растерянно посмотрел куда-то вбок и вдруг выпалил, схватив меня за локоть:
      - Гляди!!!
      Наш светофор горел зеленым.
      - Грин! - закричал Федька, обращаясь к пострадавшему и тыча пальцем в светофор. - Лук! Итыс грин!
      Пострадавший в недоумении перевел взгляд с иностранных людей на зеленый кружок. Потом обратно на иностранных людей. Потом до него дошло.
      - Ноу, - твердо сказал он и помахал перед носом ладонью влево-вправо. - Ноу! Ай гоу грин! Ю гоу рэддо!
      - Лук! Лук! - твердил Федька и пронзал пальцем летящие снежинки.
      - Ноу! Ноу! - повторял незнакомец и разгонял снежинки ладонью.
      Упершиеся в нас машины встречного потока возмущенно сигналили, требуя дорогу.
      - Давайте отъедем вон туда, - предложил я, кивнув на продуктовый магазин с широкой площадкой, который был у нас слева по курсу.
      - Вы можете по-японски?! - обрадовано воскликнул пострадавший, мигом запрыгнул в свою Тойоту и стал крутить руль влево. Миновав высокие ворота, прокопанные в снежной горе, мы въехали друг за другом на площадку. Она была пуста - лишь одинокий торговый работник колупался на ней с портативной снегоуборочной техникой.
      - Маэда! - представился нам водитель Тойоты и выдал обоим по визитной карточке.
      - Репейников! - ответно представился Федька. - Профессор.
      - Пожалуйте сюда, - сказал господин Маэда и подвел нас к правому боку своей машины. - Это след от столкновения. Ремонт будет стоить очень дорого.
      - Правильно, - сказал Федька, когда я перевел. - А столкновение оттого, что вы ехали на красный.
      - Давайте вызовем полицию.
      - Вызывайте.
      Скрипя снегом, наш новый знакомый направился к телефону-автомату.
      - Слушай, Федор, - сказал я. - А оно тебе вообще надо? Сейчас приедут, будут тебя час мурыжить, потом штраф выпишут...
      - За что штраф?
      - За нарушение правил.
      - Я не нарушал!.. Ты сам видел - нам зеленый горел.
      - Не видел я никакого зеленого.
      - А я видел! Он все равно не докажет, у него свидетелей нет. А у меня есть.
      - Кто у тебя есть?
      - Ты, кто еще...
      Маэда что-то говорил в телефон. Федька нагнулся и пощупал бампер своего драндулета.
      - Гляди, ту всю сплющило, а моей хоть бы что. Зверь машина! Никто не верит, что я ее за сорок тыщ взял.
      - Почему никто? Я верю...
      - А вот Абрамыч не верит. Завидует, наверно.
      Маэда повесил трубку и подошел к нам.
      - Полиция выезжает. Нужно подождать.
      Он обозначил легкий поклон и скрылся в своей мятой Тойоте.
      - Ну, подождем, - сказал Федька. - Подышим воздухом.
      Я побродил минуту по площадке, подошел к снежным воротам и стал смотреть на ползущие мимо машины. Им опять горел зеленый.
      - Знать бы тогда, - раздалось у меня за плечом. - И как это, интересно, они его зажгли?
      - В полиции узнали, наверное, - предположил я. - Переключили на другой режим. Такие вещи наверняка продуманы.
      - Ты как Абрамыч прямо. Ах-ах, у них все продумано!..
      - Может, и не все, но многое...
      - Лучше б они центральное отопление продумали. И двойные рамы.
      - На Хоккайдо двойные...
      - У тебя обогреватель в машине хорошо греет?
      - Хорошо.
      - Пошли залезем, посидим...
      - Залезай, сиди. Я подышу еще. В магазин зайду...
      - Ну, пошли в магазин.
      В магазине я добросовестно изучил весь ассортимент и купил себе тюбик зубной пасты. Федор тем временем пролистал пять или шесть толстенных журналов с полуголыми девицами снаружи и рекламой внутри. Когда мы вышли, Маэда опять сидел на корточках перед своей Тойотой и водил носом по вмятине. Увидев нас, он встал, неловко потоптался и сказал:
      - Никак полиция не едет. Пойду еще раз позвоню.
      И опять заскрипел снегом, спеша к телефону.
      - Мда, - сказал Федька. - Что-то непохож он на самурая...
      Я достал из кармана визитную карточку.
      - «Маэда Кохэй. Амэ-но пурадза. Тэнтё. Накабяку дори». Ну конечно, какой он самурай...
      - А по-русски?
      - «Кохэй Маэда. Дворец Рисовой Тянучки. Начальник. Улица Накабяку».
      - На начальника, я бы сказал, тоже непохож.
      - «Амэ-но пурадза», - повторил я. - Да, помню. Мы там с Шишкиной торт заказывали. Приятный такой магазинчик.
      Маэда опять повесил трубку. Подошел.
      - Говорят, уже выехали, но из-за погодных условий могут задержаться. Придется еще подождать.
      - Ну что ж, - сказал я. - Мы же сами видим, какое движение.
      - Да-да, - закивал Маэда. - Сплошной затор. Очень жаль...
      Он глубоко вздохнул, опустился на корточки и снова уперся носом в помятый автомобильный бок.
      Я присел рядом.
      - Обе двери придется менять, да?
      - Совершенно верно, обе. А может быть, еще и крыло.
      - Тысяч двести, не меньше.
      - Думаю, больше...
      - Хорошо, что страховка есть.
      - Конечно...
      - Мой друг тоже застрахован. Думаю, все уладится.
      - Будем надеяться...
      - Можно было бы и без полиции, но раз уж у вас разногласия...
      - Да, к сожалению...
      - Эй, мужик, - послышалось сзади. - Пошли греться!
      В машине было тепло. Кассета с «Хованщиной» только что докрутилась до конца и перевернулась обратно на третье действие.
      - Пререкохом никоньянцев и препрехом! - пел хор чернорясцев. - Победихом, посрамихом ересь!
      - Что за хренотень играет? - спросил Федька. - Поставил бы что-нибудь человеческое.
      - Это Мусоргский, - сказал я. - Это поют раскольники. Старообрядцы.
      - А-а-а, - протянул Федька. - Тогда ладно. Пусть поют. Уважаю.
      Немного помолчав, он добавил:
      - Это правильное искусство. Полезное!
      У моего уха раздался стук по стеклу. Маэда-сан наклонился к окну и делал какие-то знаки. Я открыл дверь.
      - Вот, - сказал он, протягивая нам две банки. - Ждать долго, холодно... Попейте кофе.
      - Спасибо, - сказал я. - Вы очень добры.
      - Уже скоро должны подъехать. Давайте еще чуть-чуть подождем.
      - Давайте.
      Баночный кофе из автомата был сладок и горяч. Он будил детские воспоминания о лыжных походах с термосом. Я пил его маленькими глотками.
      - Ну точно начальник тянучки, - сказал Федька, опорожнив свою банку. - Столько ждать я не собирался. Пойти, что ли, домой позвонить...
      Он порылся в карманах, нашел десять иен, вылез и пошагал к автомату. Минуту разговаривал, а потом повернулся в мою сторону и призывно замахал рукой. Пришлось выбираться наружу.
      - Подтверди, что я целый, - сказал он и сунул мне к уху трубку.
      - Вадичек, - послышался усталый голос. - Что там мое горе опять натворило?
      - Ничего особенного, - сказал я. - Легкое столкновение. Жертв нет. Страховка все покрывает, вопрос только в проценте - кто насколько виноват. Поэтому ждем полицию.
      - Вадичек, ты уж там побудь с ним, ладно? Вдруг чего непонятное. А потом заходи, я пельменей налепила. Зайдешь?
      - Зайду.
      - И еще тут Ваня какую-то бумагу принес, которую сам прочитать не может. Теряемся в догадках. Попробуешь разобрать, что там написано?
      - Попробую.
      - Что б мы без тебя делали. Давай мне Федора обратно.
      - Алё! - вступил Федька. - Я ж говорил... Чего?.. Не остынут, подогреем... Не мог я в полшестого... У меня запарка, я плазму моделирую... Ага... Пока...
      Он повесил трубку.
      - С Ванькой не позанимался сегодня. Вот так вечно - заиграешься в тетрис, потом тебя готовы пополам распилить.
      - А чем ты с ним занимаешься?
      - Физикой, чем еще... В школе-то у них известно какая физика... А еще недавно географию с ним начали учить.
      - Физическую?
      - Отечественную. Изучаем родные рубежи. Начиная с восточных. Первое занятие посвятили Южным Курилам. Я ему объяснил, что это исконно русские земли.
      - Ну-ну...
      - А он на следующий день из школы приходит и говорит: папа, у нас в классе карта висит, так на ней показано, что это японские земли!
      Федька ткнул меня локтем в бок, приглашая посмеяться.
      - Ты понял, да? Удивился парень. Эти земли, говорит, в японский цвет закрашены. Шок случился у пацана.
      Из магазина, неся что-то в охапке, вышел господин Маэда.
      - Вы, наверное, проголодались, - сказал он, подойдя к нам. - Вот вам сэндвичи. Подкрепите силы.
      Я сопроводил свой поклон витиевато-учтивой грамматической конструкцией. Федька выдавил из себя аригато. Развернув целлофан, мы вонзили зубы в белый хлебный мякиш, проложенный листьями салата и консервированным тунцом.
      - А нельзя ли узнать, из какой вы страны? - спросил господин Маэда, дожевав и проглотив свой сэндвич.
      - Мы из России, - проговорил я с набитым ртом.
      - О-о-о-о-о, - сказал он. - Э-э-э-э-э... М-м-м-м... В России холодно, да?
      - Не холодней, чем тут у вас.
      - Ха-ха-ха!.. Это вы правильно заметили. Очень суровая зима. Но я слышал, что в России все-таки холоднее. Поэтому там пьют водку и едят пиросики. Вы любите пиросики?
      - Смотря с чем. С капустой люблю.
      - Как это «с капустой»? Внутри капуста? Я думал, внутри всегда мясо...
      - Разные бывают. С картошкой, с рисом, с яйцом, с изюмом...
      - Что вы говорите! Никогда не знал.
      - С чем угодно можно сделать. Хоть с рисовой тянучкой.
      - Вы умеете?!
      - Увы. Я очень плохой кулинар.
      - Жаль. Вы знаете, у нас кое-где делают, но ведь это совсем не то... А так хочется попробовать хотя бы один настоящий русский пиросики!..
      - Если у нас будет, мы вас угостим.
      - Спасибо, спасибо, - он поклонился. - Буду очень признателен.
      Я выбросил целлофан в мусорный бак и взглянул на часы.
      - Да, - сказал господин Маэда. - Это уже никуда не годится. Скоро час, как мы их ждем, а они все не едут. Пойду еще раз позвоню.
      - О чем это ты с ним трепался? - осведомился Федька, когда мы остались вдвоем.
      - Как обычно, о еде. О вечных ценностях.
      - Значит, пошел на попятный. Мы его дожмем. В принципе, меня и пополам устроило бы.
      Маэда снова подошел.
      - Я позвонил, - сказал он. - Случилась неприятность. Они проехали только половину дороги и попали в аварию. Их сейчас вытаскивают из сугроба. Нас спрашивают, не разберемся ли мы сами.
      - Конечно разберемся, - сказал Федька. - Фифти-фифти, и дело с концом.
      Маэда вопросительно смотрел на меня, ожидая перевода.
      - Мне кажется, - сказал я, - дело нужно передать страховым компаниям. Пусть разбираются они.
      - Да, - произнес он. - Пусть разбираются. Но ведь картина... Ведь вы считаете, что... Хотя...
      Он глубоко вздохнул. Посмотрел на небо. Посмотрел на землю. И сказал:
      - Сёганай.
      - А? - вырвалось у Федьки.
      - Он согласен передать дело страховикам, - сказал я. - Он говорит: делать нечего. Классический ответ на классический вопрос.
      - Он в самом деле так решил? Или это азиатская хитрость? Как думаешь?
      - Тебе правда интересно, что я думаю?
      - Нет, я просто спросил... А делать нечего - это у них классический ответ?
      - Почему «у них»? Вспомни Иванушку-дурачка. Или «Капитанскую дочку».
      - Ну, разве что дурачка... А вдруг мне страховики вломят по полной?
      - Не разоришься. На то и страховка.
      - Тут не в деньгах дело, - очень серьезно сказал Федька. - Тут дело в принципах. Если под каждого стелиться, то сам станешь, как Иванушка-дурачок. Только без царевны и без полцарства. Потому что не в сказке живем. Короче, ты ему скажи: на страховиков я согласен - но на красный свет все равно ехал он.
      - Мой друг очень сожалеет о случившемся, - перевел я. - Он приносит вам свои извинения. Он надеется, что страховые служащие все сделают наилучшим образом.
      - Ничего, ничего, - ответил Маэда. - Это вы меня извините, что я вас столько времени здесь продержал. Завтра я сделаю калькуляцию ремонта, и свяжусь со своим страховым агентом. А ваш друг пусть свяжется со своим. Потом созвонимся. Телефоны знаем. Договорились?
      - Договорились. Всего доброго.
      - Подождите! - Маэда-сан кинулся к своей Тойоте, открыл багажник и вернулся с круглой коробочкой. - К сожалению, с собой у меня только одна. Это фирменный товар нашего магазина. Кушайте на здоровье.
      Он прижал руки к бокам, согнулся перед нами в поклоне, сделал два шажочка назад - потом распрямился, прыгнул в автомобиль, газанул, выбросил из-под колес снежные фонтанчики и исчез за ледяной горой.
      Федька открыл коробочку и смотрел на аккуратные кубики рисовой тянучки.
      - Мда... - сказал он наконец. - Я не устаю им поражаться. Ему бы нас сразу мечом на куски порубать - а он нас конфетами кормит. Что все это значит? Где логика? Куда они катятся?
      - Восток! - сказал я. - Очень тонкое дело.
      - Нет, я понимаю, - продолжал Федька. - Это реклама, это пиар, сейчас весь университет кинется скупать у него тянучку, и он разбогатеет... Но ведь еще шестьдесят лет назад вся нация кричала «банзай» и записывалась в камикадзе! Куда все это ушло? Почему так быстро? Мой сын учится у них в школе. Чему он там научится? Бить поклоны? Продавать рисовую тянучку?
      - А лучше бы он стал камикадзе?
      - Я хочу, чтобы он стал мужиком! Чтобы мог постоять за себя.
      - Но ты же отдал его в каратэ?
      - Отдал. Он занимается. Но сама атмосфера, вот я о чем...
      - Тогда возвращайся.
      Федька весь ссутулился. Помолчал.
      - Поехали, - сказал он. - Пельмени ждут.
      Я подошел к своей Хонде. Открыл дверь. Оттуда раздалось:
      - Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы !!!
      - Что это?! - дернулся Федька.
      - Князя Хованского зарезали.


* * *

      На плите булькала кастрюля с пельменями. Татьяна смешивала йогурт со сливками - получаемый эрзац служил у нас сметаной. Федька достал из холодильника бутылку «Столичной» и наполнил рюмки.
      - К зубам прилипает, - сказала Татьяна, проглотив рисовую тянучку. - А так ничего, съедобно.
      - Только мы его ничем не отдарили, - сказал я. - Это неправильно.
      - А чем я его отдарю? - возразил Федька. - Виртуальной плазмой? Ему-то хорошо - он что продает, то всем и дарит.
      - Он пирожки хотел попробовать. Напекли бы ему пирожков - глядишь, смягчил бы позицию.
      - Так у него позиция и без пирожков мягкая, куда еще смягчать. Я ведь не зря говорю: они народ очень безобидный, и когда-нибудь их это погубит. Но нашему брату оно только на пользу. Выпьем же за японскую безобидность!
      - Ваня, иди ужинать! - позвала Татьяна и принялась вылавливать пельмени шумовкой. Когда Ваня вышел к столу, я закусывал огурцом.
      - Привет, каратист!
      - Здрасте.
      - Как в школе дела?
      - Ой, Вадичек, пока не забыла! - Татьяна поставила передо мной тарелку пельменей, достала со шкафа какой-то бумажный лист и положила рядом. - Вот, принес и не может объяснить. А нам интересно, что это такое красивое дали.
      - Грамотей! - сказал я. - Читать до сих пор не научился?
      - Да я могу, - засмущался Ваня. - Тут просто эти сложные, как их...
      - Они не сложные, они просто очень рукописные. Я тоже неважно такие разбираю. Хотя основное уже ясно - это почетная грамота.
      - Я так сразу и подумал! - обрадовался Федька и сунул мне в руку вторую рюмку. - За наши победы!
      Закусив пельменем, я потащил мизинец вниз по прихотливым закорючкам, каллиграфически выведенным черной тушью.
      - Ну вот: «Иван Репейников». Фамилию-то разобрал?
      - Разобрал. А дальше не могу.
      - «...награждается за второе место на турнире...»
      - Это каратэ! - сообразил Федька. - Тогда еще лучше. Сейчас отдельно выпьем за боевые победы.
      - «...посвященном славной годовщине...»
      - Подставляй рюмку.
      - «...взятия Порт-Артура.»
      Бутылочное горлышко подпрыгнуло, стукнуло по рюмке и опрокинуло всю водку мне в пельмени. Следом из стеклянного сосуда вылетело еще полста нечаянных грамм, распределясь по всему столу и частично по документу.
      - ГДЕ?!?! - Федька вскочил, схватил грамоту, стряхнул с нее алкоголь. - Где это написано?
      - Да вот. «Рёдзюн». По-китайски «Люйшунь». По-русски «Порт-Артур»...
      Федька обвел нас непонимающим взглядом.
      - Это они что, серьезно?
      - Ну, а чего такого? Годовщина славная, разве нет?
      Он перевел взгляд на сына.
      - И ты там занял второе место?
      - Да... - пролепетал Ваня. Он весь съёжился и, казалось, готов был сейчас же бежать исправлять роковую оплошность - только еще не понял, какое место от него требовалось взамен: первое или последнее.
      - Федя, ешь пельмешки! - напомнила Татьяна. - Вадичек, давай я тебе других положу.
      - Да ладно, - сказал я. - Всё в один живот. Какая разница, по очереди или сразу? Тем более, что и тост уже произнесен.
      Облизав ложку из-под сметаны, я зачерпнул ей водки пополам с пельменной жижей.
      - За боевые победы, Федор!
      Федька поморщился. Сел. Налил. Выпил. Опять поморщился. И сказал:
      - Ну, в общем, да... Чего, собственно... Дело давнее... Только все равно, пусть не думают... А то мы силенок поднакопим, да и заберем у них обратно.
      - У них уже не заберем. Он давно уже не у них.
      - Ну, заберем чего-нибудь другое... Мало ли... С работы чего-нибудь утащим...
      В моей тарелке плавали два захмелевших пельменя.
      - И с Дармоедой разберемся. Ирисками он нас не купит. Пусть собирает своих страховиков. Я скажу все, как было. Ты переведешь...
      - Переведу... Легко... Все, как было...
      Оставался один пельмень. Он злостно ускользал от моей вилки.
      - Давай по последней, и начнем культурную программу.
      - Нет, Федор, я уже пойду.
      - Куда?! Сейчас кино будем смотреть! «Полицейская академия три».
      - Мне кина на сегодня хватит... Дома стирка, уборка... На посошок, и все.
      Я зачерпнул непослушный пельмень ложкой и поднял рюмку.
      - За крейсер «Варяг»! - сказал Федька.
      - Правильно, - кивнул я. - За честное и своевременное открытие кингстонов.
      - Ты пораженец.
      - Наверно.
      - Тебе не стыдно?
      - Стыдно...


      От Репейниковых я обычно возвращался двором, но сейчас двор между блоками университетских квартир был непроходим. Выбравшись на узенькую расчищенную улочку, я двинулся в обход, мимо двухэтажных домиков за невысокими каменными заборами. У некоторых калиток срабатывали фотоэлементы - тогда загорался фонарь, и становился виден заваленный снегом садик: торчащие из сугробов низкие деревца и белые бугры над камнями. На одном крыльце стояла молодая женщина с зонтиком - она стряхивала с него снег, чтобы сложить. За спиной у нее, уронив набок черную голову, спал младенец в кенгурушнике. В желтом свете фонаря розовели голые пяточки.
      Наверное, тоже из гостей, - подумал я.

май 2001г.