Глава тринадцатая
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ
Франкфурт. Дверь.
Свободные художники
Как всегда, сознание возвращалось ко мне понемногу, начиная с уголков глаз. Сперва уголком правого глаза я различил дверь в ванную, а уголком левого - торшер на столе. Потом зоны прозрения начали медленно сходиться. Примерно как лед затягивает озеро - от берегов к центру. И наконец я увидел прямо перед собою будильник, стрелки которого показывали одиннадцать двадцать шесть.
Будильник этот я получил в качестве сувенира на чьей-то свадьбе. Чтобы он перестал звонить, нужно одновременно нажать красную кнопочку в его левом боку, и черную кнопочку - в правом. Иначе он не заткнется. И все это - чтобы избавиться от надоевшей проблемы: обычно человек просыпается, рефлекторно хлопает по будильнику и мигом засыпает снова. Я свидетельствую: всякий раз, когда эта штука трезвонит, я вынужден сесть в постели, зафиксировать адскую машинку перед собой на коленях - и целенаправленно сдавливать ее пальцами с обеих сторон. Тут уж, хочешь не хочешь, самый беспробудный соня выскочит из забытья обеими ногами сразу. Но я, повторяю, получил этот будильник на чьей-то свадьбе. Чья была свадьба - уже не помню. Мне тогда еще не перевалило за двадцать пять, друзей-приятелей хватало, и все они то и дело женились. Вот на одной из тех свадеб он мне и достался. Покупать же столь изощренный механизм для самого себя мне бы и в голову не пришло. Поскольку я сам просыпаюсь достаточно быстро.
Как только мой взгляд сфокусировался на будильнике, я машинально схватил его, положил на колени, надавил красную и черную кнопочки. И только тогда сообразил, что будильник безмолвствует. Я не спал, и будильника не заводил. Я просто поставил его сюда, на кухонный стол. Как делаю всегда, когда занимаюсь шаффлингом. А потому и выключать ничего не нужно.
Я поставил будильник обратно на стол и огляделся. В комнате все оставалось в том же виде, что и перед началом шаффлинга. Сигнализация включена, на краю стола - опустевшая чашка из-под кофе. На подставке для стакана, которую она использовала вместо пепельницы, - окурок выкуренной ею напоследок сигареты. "Мальборо лайтс". Без единого следа губной помады. Если я верно понял, косметики она не носила вообще.
Затем я проверил бумаги и карандаши на столе. Из пяти карандашей типа "F" два сломаны, еще два исписаны до упора, и лишь один по-прежнему остро заточен. Средний палец правой руки саднит от долгого письма. Шаффлинг закончен. Шестнадцать страниц блокнота исписаны столбиками мелких цифр.
Как положено по Уставу, я сверил количество информации до и после шаффлинга и сжег результаты стирки в умывальнике. Сунул блокнот в папку из металлопластика и вместе с магнитофоном отправил в сейф. Затем сел на диван и перевел дух. Ну вот, половина работы готова. Теперь по крайней мере сутки можно валять дурака.
Я налил в стакан виски на пару пальцев, закрыл глаза и выпил все в два глотка. Теплый алкоголь пробежал по горлу, разлился по пищеводу и успокоился на дне желудка. Вскоре его тепло перекачалось в кровь и начало разогревать каждый орган тела: грудь и лицо, затем руки - и наконец передалось ногам. Я пошел в ванную, почистил зубы, выпил два стакана воды, помочился, после чего заточил на кухне сломанные карандаши и аккуратно расставил их в карандашнице. Потом отнес будильник к подушке у кровати, выключил автоответчик у телефона и перемотал кассету на начало.
На часах было 11:57. Завтрашний выходной оставался нетронутым, как рождественский пирог. Я торопливо разделся, влез в пижаму, свернулся калачиком в постели, натянул одеяло до подбородка, чтобы касалось совсем чуть-чуть, и выключил ночник у подушки. От всей усталой души я пожелал себе проспать к чертовой матери двенадцать часов подряд. Двенадцать благословенных часов, за которые ничто не сможет меня потревожить. Пускай за окном орут птицы, пускай весь мир садится в электрички и едет на работу, пусть где-то извергаются гигантские вулканы, а израильские коммандос сравняют с землей очередную палестинскую деревню, - я буду спать как покойник.
Потом я подумал о жизни, которой заживу после того, как уйду из конверторов. Сумма, которую я скоплю, вместе с пенсией избавят меня от дальнейших хлопот. Буду учиться греческому и игре на виолончели. Загружать на заднее сиденье автомобиля футляр с виолончелью, выезжать в горы - и упражняться там в одиночку сколько душе угодно.
А может, если все будет хорошо, куплю себе дачу в горах. Такой маленький уютный коттедж с нормальной кухонькой. Чтобы читать там книги, слушать музыку, смотреть на видео старые кинофильмы, готовить еду... Я вспомнил длинноволосую библиотекаршу. И подумал: будь она тоже там, в этом домике, - было бы очень неплохо. Я бы готовил еду, она бы ее поедала.
От мыслей о еде меня наконец потянуло в сон. Забытье накрыло меня, как внезапно упавшее небо. Виолончель, коттедж, еда - все разлетелось вдребезги и исчезло. Я остался один, спящий в бездонном мраке, как океанский тунец.
Кто-то просверлил мне голову дрелью и пытается всунуть поглубже в дырочку нечто вроде струны. Струна очень длинная. Подбирается к самому мозжечку. Я машу руками, пытаясь поймать ее и вытащить из головы, но все бесполезно. Сколько я ни машу, она лишь еще больнее вгрызается в мозг.
Я просыпаюсь и ощупываю ладонью голову, но дрели не нахожу. Даже дырочки никакой. Что-то звенит. Звенит, не переставая. Я сел в постели, схватил будильник, положил на колени, нащупал красную и черную кнопочки и надавил с обеих сторон. Звон продолжался. Звонил телефон. На часах - 4:18, судя по темноте за окном, утра.
Я выполз из кровати, поплелся в кухню и снял трубку. Сколько раз, разбуженный телефоном среди ночи, я клялся себе, что перед сном буду ставить аппарат у подушки, - все равно забываю. И опять расшибаю ноги о стол или газовую плиту.
- Алло, - сказал я.
Трубка была мертва. Как если бы телефон обесточили и схоронили в глубоком песке.
- Алло!! - уже крикнул я.
Гробовое молчание. Ни чьего-то дыхания, ни шума телефонной линии, ничего. Казалось, это молчание сейчас затянет меня по телефонным линиям в самую свою сердцевину. Разозлившись, я бросил трубку, достал из холодильника пакет молока, сделал несколько жадных глотков и поплелся обратно в кровать.
Следующий звонок раздался в 4:46. Я вылез из постели, повторил прежний маршрут и снял трубку.
- Алло, - сказал я.
- Алло, - произнес женский голос. Чей именно - я разобрать не мог. - Извини за прошлый раз. У меня звуковое поле шалит. Иногда весь звук отключается...
- Звук отключается?
- Ну да! - ответили мне. - Поле выходит из строя. Я уверена, что-то случилось с дедом... Алло! Ты слышишь?
- Слышу, - сказал я, узнав ее. Внучка старого чудака, подарившего мне череп единорога. Пухленькая в розовом.
- Дед все никак не вернется. А тут поле разрушается. Я чувствую, что-то случилось. Звоню ему в лабораторию - трубку не берет... Наверно, его сцапали жаббервоги и что-то с ним вытворяют!
- Ты не ошиблась? - спросил я. - А может, он просто заработался в лаборатории? В прошлый раз он неделю там просидел, оставив тебя без звука. Такие, как он, когда делом заняты, забывают про все на свете...
- Да нет же! Я уверена. У нас с дедом очень сильная психическая совместимость. Когда с ним что-то не так - я чувствую сразу. Что-то случилось. Ужасное. К тому же, кто-то взломал звуковой заслон, и теперь под землей весь звук с перебоями.
- Что взломал? - не понял я.
- "Звуковой заслон", такое устройство. Посылает ультразвук, который отпугивает жаббервогов. Его взломали, какой-то огромной силой, из-за чего все звуковые балансы сошли с ума... Я точно знаю, они утащили его!
- Но зачем?
- На его исследования все зарятся. И жаббервоги, и кракеры, и все остальные... Они готовы на что угодно, лишь бы заполучить описания экспериментов. Предложили ему сделку, но дед отказался, и теперь они в бешенстве. Умоляю, приезжай скорее! Что-то плохое должно случиться. Помоги мне, прошу тебя!
Я представил, как по омерзительной подземной тропинке по-хозяйски разгуливают жаббервоги, и каждый волосок на моем теле встал дыбом.
- Послушай. Не обижайся, но... Моя работа - конвертировать компьютерные данные. Никакой другой работы наш контракт не предусматривает, да и сам я как надо выполнить не смогу. Попроси меня о том, что в моих силах, - я с удовольствием соглашусь. Но сражаться с жаббервогами, чтобы они отдали твоего дедушку, - это, прости, не по моей специальности. Такими вещами должны заниматься полиция, суперагенты Системы и другие ребята, прошедшие спецподготовку...
- Только без полиции! В руках полиции каждый листок исследований будет обнародован, а знание приведет к катастрофе. Это будет просто конец света.
- Конец света?
- Пожалуйста, приезжай! - настаивала она. - Ты должен спасти меня! Иначе начнутся необратимые последствия. Сразу после деда они придут за тобой!
- За мной? Скорее уж, за тобой. Я в исследованиях твоего деда ни бельмеса не смыслю!
- Ты для них - ключ. Без тебя не откроются двери.
- Я не понимаю, о чем ты.
- Некогда объяснять по телефону. Но это очень важно и для тебя тоже! Гораздо важнее, чем ты можешь представить. Ты должен мне поверить. Для тебя это важнее всего в жизни. Действуй скорей, а то поздно будет! Я не вру.
- Черт-те что... - Я взглянул на часы. - В любом случае, тебе нельзя там оставаться. Если все так, как ты говоришь, там может быть слишком опасно.
- И куда мне идти?
Я объяснил ей, как добраться до круглосуточного супермаркета на Аояма.
- Внутри, в самом дальнем углу - кофейная стойка; жди меня там. Я буду не позже половины шестого.
- Мне так страшно... Знаешь, как будто со-
Трубка снова заглохла. Я несколько раз поорал в нее. Безответно. Тишина струйки дыма над пистолетным дулом - вот и все, что выливалось из чертовой трубки. "Звуковое поле шалит"... Я повесил трубку, снял пижаму, надел футболку и легкие хлопчатые брюки. Затем пошел в ванную, побрился наскоро электробритвой, сполоснул лицо и, глядя в зеркало, причесался. Лицо от недосыпа было блеклым, как дешевый чизкейк. Все, что я хочу, - это спать. Просто выспаться как следует - и жить дальше мирной, спокойной жизнью. Какого черта они не оставят меня в покое? Жаббервоги, единороги - какое отношение все это имеет ко мне?!
Я натянул поверх футболки нейлоновую ветровку и рассовал по карманам кошелек, мелочь и нож. Потом, чуть подумав, замотал череп единорога в пару больших полотенец и вместе со щипцами запихал в спортивную сумку "найк". И отправил туда же безопасную папку с результатами шаффлинга. Хранить это дома становится небезопасно. Любой профессионал взломает мою дверь, а потом и сейф быстрее, чем я постираю носовой платок.
Наконец, я влез в недомытые кроссовки - и с сумкой под мышкой вышел из квартиры. На лестничной клетке никого не увидел. Лифт вызывать не стал, спустился по лестнице. За несколько минут до рассвета во всей многоэтажке не раздавалось ни звука. На автостоянке также не было ни души.
Что-то не так. Все вокруг слишком спокойно. Если уж им так нужен череп - поблизости должен маячить хоть один незнакомец. Но я никого не заметил. Как если бы ребята напрочь забыли обо мне.
Я сел за руль, поставил сумку на сиденье рядом и завел двигатель. Времени было без чего-то там пять. Оглядываясь по сторонам, я вывел машину со стоянки и поехал на Аояма. Дорога пустовала: кроме сонных такси, спешащих в парк, да грузовиков ночной доставки, - вообще никаких машин. Каждые сто метров я таращился в зеркало заднего вида, но хвоста не заметил.
Что за мистика, в самом деле? Уж мне-то отлично известны приемчики кракеров. Если они что задумали - приложат все силы и добьются своего, не гнушаясь ничем. Эти люди не станут нанимать случайно встреченных на улице газ-инспекторов, и тем более не забудут о слежке. Они всегда выбирают самые быстрые, самые верные способы и применяют их, не колеблясь. Однажды, два года назад, они поймали пятерых конверторов и электропилой отпилили им крышки у черепов. А потом пытались "вживую" прочитать зашитую в мозгах конверторов информацию. Их попытки ничем не кончились, и пять трупов с уполовиненными черепами и выпотрошенными мозгами были сброшены в Токийский залив. Такие парни не остановятся ни перед чем. Что-то не так.
К супермаркету я прибыл в 5:28. Небо на востоке чуть посветлело. С сумкой в руке я зашел в магазин. В просторном супермаркете было безлюдно, и молодой кассир в полосатой спецовке, сидя на стульчике, листал ежемесячник токийских распродаж. Женщина непонятного возраста и профессии слонялась туда-сюда по проходам меж полок, загрузив на свою тележку уже целую гору консервов и "моментальной" лапши в пакетиках. Я обогнул прилавки со спиртным и подошел к кофейной стойке.
Ни на одном из дюжины табуретов, выстроенных вдоль стойки, ее не было. Присев на крайний табурет, я заказал сэндвичей с холодным молоком. Молоко охладили так сильно, что я не почувствовал вкуса, а сэндвичи слишком долго пролежали в виниловой пленке, отчего хлеб изрядно отсырел. Никуда больше не торопясь, я принялся за сэндвич, запивая маленькими глотками. От нечего делать я пошарил глазами по стенам - и на несколько минут меня занял рекламный плакат, предлагавший поездки во Франкфурт. Мирный пейзаж городской осени: огненные деревья вдоль реки, по реке плывут белые лебеди, старик в охотничьей шляпе и черном пальто бросает им корм. Старинный, роскошный каменный мост через реку уводит к высокому готическому собору. Приглядевшись, можно различить, что с обоих концов моста над водой пристроены крошечные домики из каменной брусчатки, и в каждом из узких оконец горит тусклый свет. С какой целью люди строят себе такие дома, я не знал. Синее небо, белые облака. Вдоль реки - аллея со скамейками, на скамейках много людей. Все в пальто, много женщин с шарфами. Это была красивая фотография - но все время, пока я на нее глядел, меня пробирали мурашки. Отчасти потому, что во Франкфурте осенью холодно, - а еще потому, что по моей спине всегда пробегают мурашки при виде остроконечных башен, пронзающих небеса.
Я перевел взгляд на противоположную стену и стал разглядывать плакат какой-то табачной фирмы. Скуластый молодой человек, стиснув зажженную сигарету с фильтром между пальцами, стоял и рассеянно глядел куда-то вбок. Не знаю почему, но именно в табачной рекламе особенно хорошо получаются выражения лиц типа "ни на что не смотрю, ни о чем не думаю".
Курильщик, в отличие от Франкфурта, не задержал моего внимания надолго - и, развернувшись на табурете, я принялся изучать торговый зал. Прямо напротив стойки вздымались три горы банок с консервированными фруктами: персики, грейпфруты и апельсины. У каждой горы стоял дегустационный столик, но в такой ранний час дегустации не проводилось. Кому придет в голову дегустировать консервированные фрукты в 5:45 утра?
Стену за столиками украшал огромный плакат "USA Fruit Fair". На краю какого-то бассейна - плетеные столик и кресла. В одном из кресел сидит молодая девица и лакомится фруктами с блюда на столике. Золотые волосы, голубые глаза, длинные ноги, идеальный загар. В рекламе фруктов всегда используются блондинки. Из тех, которыми долго любуешься, но чье лицо забывается, как только отводишь взгляд. Бывают на свете красавицы такого типа. Одну от другой не отличить. Как, впрочем, и грейпфруты.
У прилавков со спиртным была отдельная касса, но за ней никто не сидел. Нормальные люди не покупают выпивку перед завтраком. Поэтому я не увидел там ни покупателей, ни продавцов; одни лишь бутылки стояли навытяжку длинными шеренгами, словно саженцы в только что разбитой сосновой роще. Однако с этим прилавком мне повезло больше остальных: стена за ним была увешана плакатами от пола до потолка. Всего я насчитал один бренди, один бурбон, одна водка, три "скотча", три отечественных виски, два сакэ и четыре пива. Почему именно в отделах спиртного вешают больше всего рекламы - этого я не знаю. Может, потому, что из всех напитков у алкоголя самый праздничный имидж?
Но мне все это было лишь на руку, и я продолжил убивать время, разглядывая один плакат за другим. В итоге, изучив все пятнадцать плакатов, я пришел к выводу: самая приятная глазу выпивка - виски со льдом, "он-зэ-рок". Фотографировать его - одно удовольствие. Берешь большой стакан с широким донышком, бросаешь туда три-четыре кубика льда - и наливаешь густого, янтарного виски. Лед подтаивает, и за миг до того, как смешаться с алкоголем, вода в стакане вспыхивает яркими прозрачными сполохами. Красивое зрелище, что ни говори. Если вспомнить, почти вся реклама виски, которую я видел, - это именно виски со льдом. Виски с водой - слишком блекло для рекламы, а в неразбавленном виски, пожалуй, даже визуально не хватает какой-то расслабленности.
Еще я заметил, что в рекламе алкоголя нет изображений еды. Ни на одном из пятнадцати плакатов никто ничем не закусывал. Все просто пили - и все. Видимо, для того, чтобы не замутнить чистый образ алкоголя. Не привязывать его к такому земному явлению, как пища. А может, и просто затем, чтобы зритель думал только о данной конкретной выпивке и не отвлекался на закуску. В общем, я, кажется, понял их логику. Как ни крути, а для всех вещей и событий существуют свои причины.
Пока я разглядывал рекламу, наступило шесть часов. Симпатичная толстушка не появлялась. Где ее носит? Сама же просила - приезжай скорее. Ну, что ж, я приехал. Быстро как только смог. Остальное - ее проблемы. Не говоря уже о том, что меня лично эта история вообще не касается.
Я заказал горячий кофе и медленно выпил без сахара и без молока.
После шести стали понемногу прибывать покупатели. Домохозяйка купила молока и хлеба на завтрак. Гулявшие всю ночь студенты захотели перекусить перед возвращеньем домой. Молодая дама приобрела туалетной бумаги, а клерк в костюме - три газеты. Двое мужчин средних лет еле заволокли в магазин сумки с клюшками для гольфа - лишь затем, чтобы купить по карманной бутылке виски. "Мужчина средних лет" - это когда уже не тридцать, но еще не сорок. Собственно, как и мне. Стало быть, я тоже мужчина средних лет, вдруг осенило меня. И хотя я никогда не стану таскаться с клюшками для гольфа в кепочке и клоунских штанишках, - я просто выгляжу чуть моложе их, вот и все.
Хорошо, что я назначил ей встречу в супермаркете. Вряд ли я так же занимательно поубивал бы время где-нибудь еще. Обожаю супермаркеты.
В шесть тридцать я отчаялся ждать, вышел на улицу, сел за руль и поехал на станцию Синдзюку. Поставив машину на стоянку, отправился в камеру хранения и сдал туда сумку. "Очень хрупкая вещь", - сообщил я служащему, и тот прицепил к ручкам сумки красную карточку "Осторожно, стекло!" с изображением рюмки для коктейлей. Я проследил, чтобы мою голубую спортивную сумку "найк" поставили на полку как полагается, и лишь потом получил квитанцию. Затем купил в киоске конверт и почтовых марок на 260 иен, положил в конверт квитанцию, запечатал, наклеил марки - и с пометкой "срочно" отправил на адрес своего секретного почтового ящика, который зарегистрирован на имя несуществующей фирмы. Теперь, если только небо не упадет на землю, мои вещи в безопасности. Иногда приходится действовать подобными способами.
Отослав письмо, я сел в машину, вырулил со стоянки и вернулся домой. От мысли, что теперь ничего суперважного у меня не украсть, на душе полегчало. Поставив машину на стоянку у дома, я поднялся по лестнице в квартиру, принял душ, завалился в постель и заснул, как ни в чем не бывало, крепко и безмятежно.
Они заявились в одиннадцать. Судя по тому, как развивались события, я чувствовал, что кто-нибудь непременно заявится, поэтому особо не удивился. На кнопку звонка они жать не стали, а сразу принялись выбивать дверь. Не просто выбивать. То, чем и как это делали, напоминало огромную чугунную бабу, которой сносят старые здания: пол под ногами буквально ходил ходуном. Черт бы вас побрал, ребята. Если у вас столько энергии, вытрясли бы у вахтера дубликат ключа от моей квартиры - и дело с концом. Очень бы меня выручили, особенно по части трат на замену двери. Не говоря уж о том, что из-за вашей манеры ходить в гости меня, чего доброго, выселят вон из этого дома.
Пока мои гости высаживали мне дверь, я надел штаны, натянул через голову футболку, сунул в карман нож, сходил в туалет и помочился. Достал из сейфа магнитофон, нажал на "экстренный сброс" и стер содержимое кассеты. Затем пошел на кухню, достал из холодильника картофельный салат, банку пива и сел завтракать. На балконе есть лесенка пожарного выхода. Ничто не мешает бежать, если я захочу. Но я слишком устал, чтоб бежать. К тому же, побег ни черта не решил бы. Мои проблемы (а точнее, чьи-то проблемы, в которые меня затянули) громоздятся передо мною, одна мрачнее другой, - а я больше не могу решать их в одиночку. Давно уж пора встретиться с кем-то и обсудить, что происходит, лицом к лицу.
Итак. Я получаю заказ от ученого, спускаюсь в подземную лабораторию и конвертирую некие данные. Заодно получаю в подарок череп единорога и несу его домой. Вскоре приходит инспектор службы газа - очевидно, нанятый кракерами, - и пытается этот череп украсть. На следующее утро мне звонит внучка заказчика и просит спасти ее дедушку, которого похитили жаббервоги. Я назначаю ей встречу, она не приходит. Насколько я понимаю, у меня в руках остаются две огромные ценности. Первая - череп единорога, вторая - результаты проделанного мною шаффлинга. И то, и другое я прячу в камере хранения на станции метро Синдзюку.
Ни черта не понятно. Хоть бы кто-нибудь подсказал мне, что делать! Если этого не случится - боюсь, мне только и останется, что всю жизнь убегать от погони в обнимку с проклятым черепом.
Я допил пиво, доел салат и глубоко вздохнул. Но не успел я выдохнуть, как раздался взрыв, стальная дверь распахнулась внутрь - и в квартиру ступил человек огромных, поистине исполинских размеров. На нем были стильного кроя гавайка, армейские штаны цвета хаки, а на ногах - белые кроссовки размером с ласты аквалангиста. Голова обрита, нос переломан, шея толщиной с мою грудную клетку. Под набухшими свинцовыми веками неестественно ярко белели глаза. "Искусственные", - решил было я, но его нервно прыгающие зрачки меня тут же в этом разубедили. Росту в нем было метра два, но плечи такие широченные, что у его гавайки, напоминавшей две сшитые вместе простыни, не сходились пуговицы на груди.
Верзила глянул на развороченную им дверь - так же небрежно, как я гляжу на пробку, вынутую из бутылки с вином, - и перевел глаза на меня. Особо сложных эмоций я в этих глазах не увидел. Он смотрел на меня, как на предмет окружающего интерьера. Да я бы и сам сейчас с удовольствием превратился в какую-нибудь табуретку.
Затем верзила посторонился - и из-за его бедра показался маленький человечек. Совсем коротышка - метра полтора ростом, худенький, с правильными чертами лица. На нем была голубая спортивная рубашка "Lacoste", плотные хлопчатобумажные брюки цвета беж и туфли из светло-коричневой кожи. Как пить дать, все куплено в крутом универмаге для детишек богатых родителей. На запястье поблескивал золотой "ролекс"; а поскольку детских размеров "Ролекс" не выпускает, часы смотрелись на нем, как коммуникатор Капитана из "Звездного пути". Возраста лет под сорок. Будь он хотя бы на двадцать сантиметров повыше - вполне сошел бы за второсортного телеактера.
Не разуваясь, Верзила прошел на кухню, сграбастал одной рукою стул и поставил напротив меня. Коротышка чинно вошел следом и сел. Верзила встал чуть позади меня, оперся о раковину, сложил на груди ручищи - каждая с ляжку обычного человека - и принялся буравить глазами мою спину в области почек. М-да. Лучше б я убежал по пожарной лестнице. Похоже, мое шестое чувство совсем перестало срабатывать. Хоть вези его на ремонт в автосервис.
Коротышка поглядел куда-то мимо меня и даже не подумал представиться. А просто достал из кармана сигареты с зажигалкой и выложил перед собою на стол. Курил он "Бенсон-энд-Хеджес", а поджигал золотым "дюпоном". Что окончательно убедило меня: разговоры о том, что в торговом дисбалансе виновата заграница - явная дезинформация. Коротышка взял зажигалку со стола, зажал двумя пальцами и принялся ловко вертеть ею туда-сюда. Это можно было принять за домашний цирк по вызову - если, конечно, забыть о том, что я никого не вызывал.
Я нашарил на холодильнике пепельницу с эмблемой "Бадвайзера", подаренную мне в каком-то баре, стер с нее пальцами пыль и поставил на стол. Коротышка щелкнул зажигалкой, подкурил, затянулся и, прищурившись, выпустил дым в пространство перед собой. Во всем его облике было что-то неестественное. Лицо, руки, ноги - все было маленьким. Как если бы человека нормальных пропорций скопировали с уменьшением три к четырем. В результате обычная сигарета "Бенсон-энд-Хеджес" смотрелась у него во рту как новенький незаточенный карандаш.
Ни слова не говоря, Коротышка сидел, выдувая сигаретный дым и задумчиво его разглядывая. В фильме Жана-Люка Годара перед этой сценой появились бы субтитры: "Наблюдает, как дымится его сигарета"; но, к сожалению или к счастью, картины Годара давно уже вышли из моды. Когда сигарета истлела на треть, Коротышка постучал по ней пальцем и сбросил пепел на стол, проигнорировав пепельницу.
- По поводу двери, - произнес он тоненьким, птичьим голоском. - Сломать ее было необходимо. Поэтому мы сломали. Мы, конечно, могли открыть ее тихо. Но необходимости в этом не было, так что не обижайся.
- В доме ничего нет, - сказал я. - Можете искать - сами увидите.
- Искать? - якобы удивился Коротышка. - Искать... - повторил он и, не вынимая сигареты изо рта, быстро потер одну ладонь о другую. - А что мы, по-твоему, должны у тебя искать?
- Ну, я не знаю. Но вы же пришли сюда, чтобы что-то найти? Вон, даже дверь разворотили...
- Не понимаю, о чем ты, - сказал он. - Уверяю, ты ошибаешься. Нам ничего не нужно. Мы просто пришли с тобой поболтать. И все. Мы ничего не ищем и ничего не хотим. Ну, разве что от глотка кока-колы, если предложишь, не откажемся.
Я полез в холодильник, достал две банки колы, купленные, чтобы разбавлять виски, и поставил вместе с парой стаканов на стол. А для себя открыл еще банку пива.
- Он тоже будет? - спросил я, ткнув пальцем в сторону Верзилы.
Коротышка подозвал Верзилу пальцем. Без единого звука тот вырос перед столом и взял банку колы. Несмотря на габариты, двигался он на удивленье легко.
- Когда выпьешь, покажи ему фокус, - велел Коротышка. И, взглянув на меня, пояснил: - Маленькое шоу.
Обернувшись, я посмотрел на Верзилу. Тот осушил банку колы в один присест и, убедившись, что внутри не осталось ни капли, поставил банку на ладонь. Раздался звук теребимой ветром газеты - и за какую-то долю секунды красная банка превратилась в плоский жестяной блин. При этом ни один мускул не дрогнул на его лице.
- До этих пор может каждый, - прокомментировал Коротышка. Каждый не каждый - но я бы такого не смог даже под дулом пистолета.
Затем Верзила обхватил жестяной блин пальцами обеих рук и, лишь немного скривив губы, аккуратно разорвал его на мелкие кусочки. Однажды я видел, как рвали пополам два сложенных вместе телефонных справочника. Но чтобы с прессованной жестью обращались, как с промокашкой, я наблюдал впервые. Никогда сам не пробовал - но представляю, чего это стоит.
- Еще он скатывает в трубочку стоиеновые монеты, - добавил Коротышка. - А это умеют очень немногие.
Я молча кивнул.
- Так же легко он откручивает людям уши.
Я снова кивнул.
- Три года назад он занимался профессиональным реслингом, - продолжал Коротышка. - Отличный был спортсмен. Если б не травма колена, стал бы чемпионом. А что? Молодой, здоровый как слон, порхает, как балерина. Но вот беда - повредил колено. И из большого спорта пришлось уйти. Все-таки в реслинге самое главное - это скорость...
Он посмотрел на меня, и мне осталось лишь снова с ним согласиться.
- С тех пор я и забочусь о нем. Двоюродный брат, как-никак.
- А средних размеров в вашей семье не рожают? - вырвалось у меня.
- Повтори, что ты сказал, - спокойно произнес Коротышка, глядя мне прямо в глаза.
- Так... Ничего.
Несколько секунд он колебался, раздумывая, как поступить, - но потом, похоже, махнул рукой, бросил на пол окурок и придавил ногой. Я решил сделать вид, будто ничего не заметил.
- Ты должен расслабиться, - посоветовал Коротышка. - Вдохни поглубже. Сбрось напряжение. Если ты не расслабишься, мы не сможем поговорить по душам. Чувствуешь, какие у тебя твердые плечи?
- Можно взять из холодильника еще пива?
- Ну конечно. Это же твой дом, твой холодильник и твое пиво, разве нет?
- Дверь была тоже моя, - сказал я.
- Забудь о двери. Будешь столько об этом думать - плечи совсем закостенеют. Твоя дверь была дешевым дерьмом. С такой зарплатой, как у тебя, нужно жить там, где двери получше.
Я решил не думать о несчастной двери, достал из холодильника еще одну банку пива, откупорил и сделал глоток. Коротышка налил в стакан колы, подождал, пока осядет пена, и отпил половину.
- Ну ладно, - продолжал он. - Извини за небольшой беспорядок. Главное, чтобы ты понимал: мы пришли тебе помочь.
- И для этого разворотили мне дверь?
Лицо у Коротышки вдруг густо покраснело, а ноздри раздулись и затвердели.
- Разве я не просил забыть о паршивой двери? - очень тихо поинтересовался он. И, обратившись к Верзиле, повторил вопрос. Тот кивнул - да, мол, было такое дело. Я понял, что имею дело с нервическим типом. А иметь дело с нервическими типами я люблю меньше всего на свете.
- Мы пришли к тебе из сострадания, - сказал Коротышка. - В твоей голове - бардак, и мы хотим тебе кое-что объяснить. Конечно, если тебе не нравится слово "бардак", можно заменить это "растерянностью". Так или нет?
- И бардак, и растерянность, - подтвердил я. - Я не понимаю, что происходит. Ни малейшей подсказки, ни двери...
Коротышка схватил со стола золотую зажигалку и, не вставая со стула, с силой швырнул ею в дверцу холодильника. Раздался тупой металлический лязг, и на дверце образовалась глубокая вмятина. Верзила подобрал упавшую на пол зажигалку и положил на прежнее место. Если не считать поцарапанного холодильника, все вернулось на круги своя. Коротышка, успокаиваясь, допил свою колу. Ничего не поделать, ребята. Всякий раз, как встречаюсь с нервическими типами, так и подмывает проверить их нервы на вшивость.
- Что ты заладил про свою вшивую дверь? - запищал Коротышка. - Ты, вообще, понимаешь, в какой заднице оказался? Да всю эту конуру стоило бы взорвать к чертовой матери, и никто бы не пожалел! Чтоб я больше ни слова не слышал о какой-то двери!
О моей двери, поправил я про себя. Пусть дешевая, пусть дерьмо. Но дверь остается дверью - и это, ей-богу, кое-что значит.
- Дверь дверью, - сказал я. - Но теперь меня, наверно, отсюда выселят. Все-таки это тихий, спокойный дом, где живут приличные люди.
- Захотят выселить - позвонишь мне. Я найду способ сделать так, чтоб никто и не пикнул. Договорились? Все проблемы решаются.
Я подумал, что подобным "решеньем проблемы", пожалуй, только наворочу вокруг себя еще больше проблем, но решил не раздражать собеседника, молча кивнул и отхлебнул еще пива.
- Бесплатный совет, - сказал Коротышка. - После тридцати пяти с пивом нужно завязывать. Пиво - напиток студентов и рабочего класса. Нестильно, и живот вылезает. К зрелости пора переходить на вино или бренди. Пей дорогой алкоголь! Станешь пить каждый день вино по двадцать тысяч иен за бутылку - сам почувствуешь, как очищается организм.
Я кивнул и отхлебнул еще пива. Спасибо, приятель. Только твоих советов не хватало. Чтобы пить столько пива, сколько мне хочется, я хожу в бассейн и бегаю по утрам. Так что заботься сам о своем животе.
- Впрочем, кто я такой, чтоб судить? - продолжал он. - У всех есть свои маленькие слабости. Мои слабости - это сигареты и сладкое. Особенно сладкое. Вредно для зубов и чревато сахарным диабетом.
Я молча кивнул.
Он достал еще одну сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил.
- Сам я вырос на шоколадном заводе. Оттого, наверно, и полюбил сладкое на всю жизнь. Совсем крошечный был заводик, не то что какие-нибудь "Мэйдзи" или "Моринага". Семейное предприятие - из тех, чьи конфеты продают по дешевке на выходах из супермаркетов. И там с утра до вечера стоял запах шоколада. Буквально все этим шоколадом пропахло - шторы, подушки, постель. Даже кошка шоколадом воняла. Потому и люблю шоколад до сих пор. Как услышу запах - сразу детство вспоминаю...
Он покосился на стрелки своего "ролекса". Я хотел было снова поднять вопрос насчет двери, но затягивать разговор не хотелось, и я промолчал.
- Итак, - произнес Коротышка. - Времени мало, поэтому светскую беседу предлагаю на этом закончить. Ты немного расслабился?
- Немного, - ответил я.
- Тогда приступим к главному. Как я уже говорил, мы пришли хоть немного распутать то, в чем ты запутался. Поэтому можешь задавать любые вопросы. На все, что смогу, я отвечу.
И он сделал ладошками приглашающий жест - дескать, давай-давай, не стесняйся.
- Что угодно, - добавил он.
- Прежде всего, я хотел бы знать, кто вы такие. И что вам известно из того, что не знаю я.
- Отличный вопрос! - похвалил Коротышка и посмотрел на Верзилу, требуя подтверждения. Тот молча кивнул, и Коротышка снова повернулся ко мне. - Похоже, башка у тебя варит что надо. Слов зря не тратишь.
И он впервые стряхнул пепел в пепельницу. Потрясающая любезность.
- Попробуй думать в таком ключе. Мы пришли тебе помочь. На данный момент - совершенно не важно, от какой организации. Известно нам многое. Мы знаем о Профессоре, о черепе, о результатах твоего шаффлинга. А также о том, о чем ты даже не подозреваешь... Следующий вопрос.
- Это вы вчера наняли газового инспектора, чтобы он выкрал у меня череп?
- Ну, я же тебе сказал, - поморщился Коротышка. - Нам не нужен череп. Нам ничего не нужно.
- Кто же его нанимал? Или ко мне явилось привидение?
- Это нам не известно, - ответил он. - Как не известно еще кое-что. Разработки Профессора. Мы в курсе того, чем он занимается. Но к чему он пришел в итоге, мы не знаем. Но очень хотим узнать.
- Но я-то этого не знаю, - пожал я плечами. - Я ничего не знаю, а все шишки валятся на меня.
- Да, ты этого не знаешь. Тебя просто используют. Как инструмент.
- То есть, вы понимаете, что взять с меня нечего. Зачем же вы пришли?
- Просто познакомиться, - сказал Коротышка и постучал уголком зажигалки по столу. - Сообщить тебе о факте нашего существования. А также обменяться информацией и соображениями, чтобы легче было работать в дальнейшем. Что, например, по этому поводу думаешь ты?
- Хотите, чтобы я включил воображение?
- Валяй! Воображение свободно, как птица. И просторно, как море. Никто его не остановит.
- Я полагаю, вы не из Системы. Но и не с Фабрики. У вас другие методы. По-моему, вы - какая-то маленькая независимая контора. Свободные художники. Хотите откусить кусок пирога. Причем откусывать будете, скорее всего, у Системы.
- Ты посмотри, а? - воскликнул Коротышка, поворачиваясь к своему братцу. - Я же говорил? Мозги у него что надо!
Верзила молча кивнул.
- Просто удивительно: такие мозги - а живет в такой конуре. Такие мозги - а жена с другим убежала...
Должен признаться, так меня уже давненько никто не хвалил. Я покраснел.
- Твои догадки, в целом, верны, - продолжал Коротышка. - Мы планируем использовать технологии Профессора для победы во всей этой драке за информацию. Мы хорошо подготовились. У нас есть деньги. Теперь нам нужен ты, а потом и сам Профессор с его исследованиями. Получив, что хотим, мы вклинимся между Системой и Фабрикой - и в корне изменим расстановку сил на поле боя. В этом - замечательная особенность информационных войн. Все равны. А побеждает тот, у кого в руках - новейшие, опережающие остальных технологии. Побеждает решительно и бесповоротно. Как используются эти технологии - уже не важно. Сегодня на рынке информации - совершенно ненормальная обстановка. Абсолютная монополия, разве нет? Все, что под солнцем, прибрала к рукам Система, а все, что в тени, заграбастала Фабрика. Всякая конкуренция душится на корню. Как ни крути, нарушается главный принцип свободной экономики. Ты считаешь, это нормально?
- Это меня не касается, - пожал я плечами. - Я обычный муравей. Выполняю свою работу, и больше не думаю ни о чем. Так что если вы собираетесь пригласить меня в компанию...
- А вот здесь ты не понимаешь. - Он прищелкнул языком. - Мы не приглашаем тебя в компанию. Мы просто заполучаем тебя с потрохами. Следующий вопрос.
- Кто такие жаббервоги?
- Жаббервоги живут под землей. В тоннелях метро, в канализационных шахтах и так далее. Питаются городскими отходами и пьют сточную воду. Людям на глаза, как правило, не показываются. Поэтому об их существовании почти никому не известно. На человека обычно не нападают, но если кто забредет в тоннель, могут заживо съесть. Были случаи, когда пропадали без вести служащие метро.
- А правительство, что - не в курсе?
- Разумеется, в курсе. Не такое уж идиотское у нас правительство. Кому положено, тот знает. Но только на самом верху.
- Почему же они не предупредят народ, или не разгонят всю эту нечисть?
- Во-первых, - ответил Коротышка. - Если сообщить об этом народу, начнется национальная паника. Ты только представь! Люди вдруг узнают, что прямо у них под ногами копошится какая-то мерзость. Кому это понравится? Во-вторых, воевать с жаббервогами - гиблое дело. Хоть все Силы Самообороны в тоннели под Токио загони. Подземелье, где не видать ни зги, для них - дом родной. Война была бы слишком кровавой и слишком непредсказуемой.
И еще одно. Эти твари устроили себе огромное гнездовье прямо под Императорским дворцом. Так, что никто не помешает им в любую ночь выползти на поверхность и утащить с собой вниз хоть всю императорскую семью. Случись такое - Япония перевернется с ног на голову. Ты согласен? Поэтому правительство не рыпается и делает вид, что ничего не происходит. Тем более, что жаббервоги, если с ними договориться, - идеальный союзник. С которым не страшны ни войны, ни государственные перевороты. И который выживет даже в случае ядерной катастрофы. Впрочем, на сегодняшний день с жаббервогами еще не договорился никто. Людям они не доверяют, и ни с кем на поверхности сотрудничать не хотят.
- Но я слышал, жаббервоги сговорились с кракерами? - вставил я.
- Да, ходят такие слухи. Но если даже и так, то, скорее всего, ненадолго. Просто им зачем-то на время понадобились кракеры. Сама мысль о том, чтобы жаббервоги и кракеры заключали какой-либо постоянный договор, слишком абсурдна. Не стоит внимание обращать.
- Однако жаббервоги украли Профессора...
- И это мы слышали. Но подробностей пока не знаем. Не исключено, что Профессор сам это инсценировал. Когда каждый старается обвести других вокруг пальца, любые слухи можно трактовать как угодно.
- Но чего Профессор хотел?
- Профессор вел совершенно оригинальные исследования, - сказал Коротышка, разглядывая зажигалку с разных сторон. - Соперничая и с Системой, и с Фабрикой одновременно. Кракеры старались опередить конверторов, конверторы пытались вытеснить кракеров. Профессор обособился между ними - и создал технологии, способные перевернуть мир. Для этого ему понадобился ты. Заметь, не абстрактный конвертор для обработки данных. А лично ты.
- Лично я? - переспросил я удивленно. - Но у меня - ни талантов, ни выдающихся способностей. Обычный человек из толпы. Из-за таких, как я, никогда не переворачивается мир. Зачем я ему?
- Вот на этот вопрос мы пока не нашли ответа, - кивнул Коротышка, вертя в пальцах зажигалку. - Есть догадки. Но ответа нет. Много лет Профессор работал, концентрируя все внимание на тебе. И постепенно подошел к финальной стадии экспериментов. Хотя ты об этом даже не подозревал.
- То есть вы ждали, когда завершится эта финальная стадия, чтобы потом прибрать к рукам и меня, и результаты экспериментов?
- В общем, да, - кивнул Коротышка. - Но, как назло, в небе сгустились тучи. Кракеры что-то пронюхали и зашевелились. Волей-неволей приходится торопиться и нам.
- А Система об этом знает?
- Нет, Система пока ничего не заметила. Кроме, разве, того, что вокруг Профессора начинается какая-то возня.
- И кто же такой Профессор?
- Несколько лет Профессор работал в Системе. Работал - не так, как работаешь ты, выполняя, что прикажут. Он занимал большой пост в Центральной Лаборатории. Его специальность - ...
- В Системе? - переспросил я. Разговор становился все запутаннее. Я был чуть ли не главной его темой, но по-прежнему не понимал ни черта.
- Да, - кивнул Коротышка. - Это твой коллега. Просто вы не пересекались по работе, вот и все. Не говоря уже о том, что Система - огромная организация, помешанная на секретности. Что конкретно в ней происходит - по большому счету, знает только несколько человек наверху. В итоге левая рука не знает, что делает правая, а один глаз видит совсем не то, что другой... Проще говоря, слишком много информации, с которой никто не может справиться в одиночку. Кракеры пытаются эту информацию украсть, конверторы стараются ее уберечь. Но так или иначе, организация слишком огромна и сложна, чтобы кто-нибудь мог удерживать весь поток данных под контролем.
В такой ситуации Профессор ушел из Системы и начал собственные, независимые исследования. Знания его огромны. Он - специалист высшего класса в нейрохирургии, биологии, палеонтологии, психиатрии и любой области, касающейся человеческого мышления. Можно сказать, что это - редчайший тип гениального ученого эпохи Возрождения, живущего в наши дни...
Я вспомнил, как объяснял старику про стирку и шаффлинг, и мне стало не по себе.
- Почти все конвертационные системы, которыми вы пользуетесь, созданы этим человеком, - сказал Коротышка. - Грубо говоря, вы - муравьи, которые живут и работают по заданной им программе. Уж извини, если тебя обижает такое сравнение.
- Да нет... Не обижает.
- В общем, он ушел из Системы. И его тут же позвала к себе Фабрика. Что само по себе естественно - ведь чаще всего конверторы, выпавшие из Системы, становятся кракерами. Но Профессор отказался от приглашения. Заявил, что должен заняться собственными исследованиями. И с тех пор стал врагом как для кракеров, так и для конверторов. Для Системы - потому что знает слишком много секретов, для Фабрики - потому, что не перешел на их сторону. А значит, автоматически стал врагом. Профессор все это прекрасно понимал. И построил себе лабораторию прямо по соседству с логовом жаббервогов. Ты уже бывал там, не так ли?
Я молча кивнул.
- Отличная идея, - продолжал он. - Никто чужой не сунется. Вокруг просто кишит от жаббервогов, с которыми не справятся ни кракеры, ни конверторы. Сам Профессор, чтобы туда попасть, выстраивает коридор из ультразвука такой частоты, какую жаббервоги на дух не переносят. И проходит по нему, как Моисей по расступившимся водам. Идеальная система защиты. Если не считать его внучки, ты, наверное, первый, кого он к себе пустил. Что говорит о том, насколько ты для него важен. А также о том, что его работа близка к завершению. Чтобы все успешно закончить, он и вызвал тебя.
- Хм-м... - протянул я. Никогда в жизни не думал, что мое существование может представлять какую-то важность. Сама эта мысль - "я важен" - казалась настолько абсурдной, что привыкнуть к ней сразу не получалось. - Стало быть, конвертация, которую я для него выполнял, - всего лишь приманка, чтобы вызвать меня к себе? Если главное для него - это я, значит, в самих этих данных ценности ни на грош?
- Да нет. Здесь ты как раз ошибаешься, - возразил Коротышка. И снова бросил взгляд на часы. - Эти данные - сверхсекретная программа. Вроде бомбы с часовым механизмом. Когда придет время, бомба взорвется. Разумеется, это образное выражение. Никаких подробностей мы и сами пока не знаем. И не узнаем, пока о том не расскажет сам Профессор... Итак, что еще? Поторопись, у нас мало времени. После нашей милой беседы мне нужно еще кое-что успеть.
- Куда делась внучка Профессора?
- Внучка? А что с ней? - удивился Коротышка. - Мы ничего не знаем. За всеми подряд не уследишь... А ты что, положил на девку глаз?
- Нет, - сказал я. И повторил про себя: наверное, нет.
Не сводя с меня глаз, Коротышка поднялся со стула, взял со стола сигареты с зажигалкой и спрятал в карман брюк.
- В общем, теперь ты понял, что происходит и чего мы хотим. Добавить к этому можно только одно: у нас есть конкретный план. А также информация, благодаря которой мы в этих скачках опережаем кракеров, по крайней мере, на полкорпуса. Но сил у нас пока не так много. Если Фабрика вовремя сориентируется и вступит в борьбу всерьез - нас обгонят и в итоге раздавят. Поэтому приходится водить их за нос, чтобы они ничего не заподозрили. Это ты понимаешь?
- Понимаю, - сказал я. Еще бы я не понимал.
- Но своими силами нам с этим не справиться. Значит, необходимо одолжить силы у кого-то еще. У кого бы одолжил ты?
- У Системы, - ответил я.
- Ты слышал? - Он повернулся к Верзиле. - Что я говорил? Голова!.. - И снова посмотрел на меня. - Но для этого нужна наживка. Без наживку никто не клюнет, и добыча уйдет. Наживкой мы назначаем тебя.
Я покачал головой.
- Это немного расходится с моими планами.
- Дело тут не в твоих планах, - терпеливо произнес он. - А в том, что такие ребята, как мы, тоже любят работать на совесть. А потому у меня к тебе вопрос. Какие вещи в этой квартире для тебя самые ценные?
- Никакие, - пожал я плечами. - Ценных вещей не держу. Все - сплошная дешевка.
- Это я и сам вижу. Но о каких ты будешь особенно жалеть, если их тебе раскурочат? Ничего, что дешевка; все-таки это твой дом...
- Раскурочат? - я подумал, что ослышался. - Что значит раскурочат?
- Раскурочат - значит... раскурочат. Вот, как эту дверь. - И он указал на измятую, перекрученную железную дверь на полу в прихожей. - Деструкция в чистом виде. Так, чтобы камня на камне не осталось.
- Но зачем?
- Долго объяснять. Хотя объясняй тут, не объясняй - курочить все равно придется. Поэтому лучше сразу скажи, какие вещи в этом доме самые для тебя дорогие. А остальное мы возьмем на себя.
- Видео-плейер, - сдался я. - И телевизор. Оба дорогие, совсем недавно купил. А также коллекцию виски в серванте.
- Что еще?
- Кожаный пиджак. Костюм-тройка, совсем новый. Летная куртка американских бомбардировщиков с рукавами на меху...
- Это все?
Как я ни старался, больше ничего ценного вспомнить не удавалось. Я в принципе не из тех, кто набивает дома вещами, которые нужно потом беречь.
- Все, - сказал я.
Коротышка кивнул. Верзила тоже.
Первым делом Верзила распахнул дверцы и ящики всех шкафов. Раскопал мой старый "буллворкер", с которым я иногда упражняюсь по утрам, вскинул его на плечи и поразминал мышцы спины. Я никогда еще не видел, чтобы для разминки спины люди взваливали на себя "буллворкер". Сильное зрелище.
Затем он схватил "буллворкер" за рукоятку и, выставив перед собой точно бейсбольную биту, отправился в спальню. Вытянув шею, я следил за каждым его движением. Верзила остановился перед телевизором, размахнулся железякой пошире - и нанес ему сокрушительный свинг в кинескоп. Под звон разбитого стекла и плямканье тысячи фотовспышек мой новехонький телеящик с 27-дюймовым экраном, купленный какие-то месяца три назад, раскроили, точно спелый арбуз.
- Минуточку!.. - вскочил было я со стула, но Коротышка так шваркнул ладонями по столу, что я тут же плюхнулся на прежнее место.
Тем временем Верзила сграбастал плейер и несколько раз шарахнул его передней панелью по ребрам разбитого телевизора. Посыпались кнопки, контакты замкнуло, из плейера выпорхнуло облачко белого дыма и вознеслось к небесам, как отмучившаяся душа. Верзила оглядел результаты своих усилий, сгреб в охапку две новорожденные кучки металлолома и выкинул на середину спальни. Затем он достал из кармана нож. С недвусмысленным лязгом выпустил лезвие. И, распахнув платяной шкаф, принялся аккуратно кромсать сначала куртку для пилотов-бомбардировщиков, доставшуюся мне чуть ли не за двести тысяч, а за ней и костюм из "Брукс бразерс".
- Я не понял! - заорал я на Коротышку. - Вы же сказали, что не будете курочить самое ценное!!
- Я такого не говорил, - невозмутимо ответил он. - Я просто поинтересовался, что у тебя в доме самое ценное. И ничего тебе не обещал. Когда что-то курочишь, всегда начинай с самого ценного. Такие правила.
- Черт бы вас всех побрал... - устало пробормотал я, достал из холодильника очередную банку пива, открыл, сделал глоток. И продолжил на пару с Коротышкой созерцать, как его двоюродное чудовище превращает мою уютную, со вкусом обжитую квартирку в помойную яму.
Глава двенадцатая
Глава четырнадцатая
Карта