Глава четырнадцатая
КОНЕЦ СВЕТА
Лес
Осень заканчивается. Однажды утром я просыпаюсь, гляжу в окно - а осени больше нет. Рваные облака, усеивавшие все небо, исчезли, а вместо них от Северного хребта надвигаются плотные, тяжелые тучи, точно вражеские гонцы, несущие в Город дурную весть. Осень для Города - уютный и желанный гость, но остается он ненадолго и всегда исчезает, не попрощавшись.
Осень уходит, оставляя после себя пустоту. Странный отрезок пустого времени: уже не осень, еще не зима. Золотое сияние на шерсти зверей все больше тускнеет, словно какой-то небесный маляр перекрашивает их одного за другим в белый цвет, извещая людей: "вот-вот наступит Зима!". Все живые существа, все явления и события к приходу Великой Стужи прячутся кто куда, делаясь маленькими и слабыми. Предчувствие зимы укутывает Город огромным невидимым покрывалом. Шум ветра, шелест листьев и трав, тишина ночи и шарканье людских шагов обретают тот странный неуловимый намек, с которым любые звуки слышатся тяжелее и отчужденнее. И даже журчанье воды меж отмелей на Реке, от которого осенью делалось так уютно, больше не успокаивает мне сердце. Чтобы спастись, Природа словно забирается в панцирь, закрывает створки и принимает вид абсолютной завершенности. Для нее Зима - особое время года, совсем не такое, как остальные. Только птицы, крича все отрывистее и резче, заполняют щебетаньем да фырканьем крыльев эту стылую пустоту.
- Эта зима, похоже, будет особенно лютой, - говорит старый Полковник. - Взгляни на облака, сам поймешь. Посмотри-ка вон туда...
Он подводит меня к окну, чтобы показать тяжелые тучи над Северным хребтом.
- К концу каждой осени там появляются зимние тучи. И хотя они - только первые вражеские лазутчики, по их форме можно определить, насколько холодной и долгой будет зима. Если тучи ровно стелятся над горами - зима будет теплой. Чем они плотнее, чем больше клубятся - тем страшнее грядут холода. Но самые смертельные зимы приходят, когда первые тучи надвигаются в форме атакующей птицы. Вот, как сейчас...
Прищурившись, я гляжу в небо над Северным хребтом. И различаю, хотя и не сразу, то, о чем говорит старик. От одного конца хребта до другого небо застит широкая полоса туч, а посередине вздымается еще одно, самое огромное облако в форме горы. Ни дать ни взять - птица, раскинувшая в полете крылья. Серая исполинская птица, несущая из-за гор какую-то страшную беду.
- Такие зимы случаются раз в шестьдесят лет, - говорит Полковник. - У тебя, кстати, есть зимнее пальто?
- Нет, - отвечаю я. Из верхней одежды у меня только легкая хлопчатая куртка, которую мне выдали при входе в Город.
Полковник отрывает шкаф, достает иссиня-черную воинскую шинель и вручает мне. На вес она как каменная. Овчиная шерсть с изнанки больно покалывает ладони.
- Тяжеловата, конечно, но все лучше, чем ничего. Достал для тебя на днях. Хорошо, если размер подойдет.
Я просовываю руки в рукава. Плечи слишком широки, да и к тяжести придется привыкнуть, чтоб не мотало при ходьбе из стороны в сторону. Но в целом сидит неплохо. И правда - лучше, чем ничего. Я благодарю старика.
- Ты еще рисуешь свою карту? - спрашивает он.
- Да, - отвечаю я. - Осталось несколько белых пятен. Хочу закончить поскорее. Уже столько сделано, не бросать же на середине.
- Я, конечно, ничего не имею против, - говорит Полковник. - Это твое личное дело, и ты никому не мешаешь. Но пойми меня правильно: когда придет зима, далекие вылазки придется прекратить. Не вздумай удаляться от человеческого жилья. Эта зима будет лютой: сколько ни берегись - все мало. Заблудиться ты здесь не заблудишься, но зима принесет много опасностей, о которых ты даже не подозреваешь. Лучше отложи свою карту до весны.
- Понимаю, - говорю я. - И когда же начнется зима?
- С первым снегом. А закончится, когда растают сугробы на отмелях у моста.
Мы пьем с ним утренний кофе, разглядывая тучи над Северным хребтом.
- И вот еще что, - продолжает Полковник. - После первого снега старайся не приближаться к Стене. И к Лесу. В зимнее время и Лес, и Стена приобретают очень большую силу.
- А что там есть, в этом Лесу?
- Ничего нет, - отвечает он, немного подумав. - По крайней мере, ничего, что пригодилось бы нам с тобой. Для таких, как мы, в Лесе нет ни малейшей надобности.
- Значит, там никто не живет?
Полковник открывает дверцу печки, выгребает оттуда старую золу и закладывает несколько дровишек.
- Похоже, сегодня к ночи придется затапливать печку, - говорит он. - Дрова и уголь люди получают из Леса. А также грибы и листья для чая. Вот для чего нужен Лес. Все. Больше там ничего нет.
- Но кто-то же должен рубить деревья, выкапывать уголь, собирать грибы? Значит, там все-таки живут?
- Верно, живут. Несколько человек. Они заготавливают для нас дрова, уголь, грибы в обмен на зерно и одежду. Обмен происходит раз в неделю на условленном месте, и занимаются этим специально обученные люди. Никаких других контактов с лесными не происходит. Они не приближаются к Городу, мы не заходим в Лес. Они слишком не такие, как мы.
- В каком смысле не такие?
- Во всех смыслах, - говорит старик. - Во всех, с какой стороны ни смотри... Однако не вздумай с ними знакомиться. Они опасны. Скорее всего, они попытаются плохо повлиять на тебя. Потому что ты еще не сформировавшийся человек. Пока не окрепнешь для Города окончательно, не рискуй зря, сторонись излишних опасностей. Лес - это просто лес. Так и напиши на своей карте. Понятно?
- Понятно.
- Но особенно опасна зимой Стена. С наступлением холодов она сжимает свое кольцо - и еще жестче контролирует все, что собой окружает. А мы еще больше убеждаемся, что она вокруг нас навсегда. От ее внимания не ускользнет ни одно, даже самое маленькое событие в Городе. Поэтому запомни: что бы ты ни задумал - это никоим образом не должно затрагивать Стену, а ты сам не должен приближаться к Стене. Повторяю, ты еще не окреп, не разобрался с собой. Твое сердце еще терзают сомнения, сожаления, слабости, тебя легко сбить с толку. Зима для тебя - самое опасное время года...
И все-таки до прихода зимы я должен хоть немного изучить Лес. Пора отдавать моей тени обещанную карту. А ведь Лес ее интересует чуть ли не больше всего. Остается дорисовать Лес - и карта готова.
Серая птица с распростертыми крыльями медленно и неумолимо наползает на Город с Северного хребта. С ее приближением солнце все больше тускнеет: сквозь угрюмые пепельно-серые тучи едва пробиваются растерявшие золотое сиянье лучи. Идеальное время года для моих пораненных глаз. С неба уже не сходят тучи, и даже осипший ветер больше не может их разогнать.
Я решаю войти в Лес по дороге, пролегающей вдоль Реки, и углубиться в чащу, держась поближе к Стене, чтобы не заплутать. Так я по крайней мере отслежу, где проходит Стена.
Этот поход дается мне нелегко. Я забредаю в овраги, заросшие ягодными кустами выше моей головы. То и дело путь преграждают болота, а к лицу и рукам так и липнет паутина огромных бесчисленных пауков. Время от времени в зарослях что-то движется, ворочается и шуршит. Гигантские ветви скрывают небо, превращая лесные сумерки в полумрак океанской пучины. Под каждым деревом меж корней гнездятся грибы самых разных цветов и оттенков, отчего земля напоминает кожу, пораженную страшной неизлечимой болезнью.
Но однажды, когда я удаляюсь от Стены и забредаю поглубже в чащу, моим глазам открывается удивительно тихий, спокойный мир. Свежая, не тронутая человеком Природа окутывает меня дыханьем своих просторов - и тугие узлы, сжимавшие мне сердце, ослабевают. Где они, те опасности, которыми пугал меня старый Полковник? Все, что я наблюдаю, - это непрерывное взаимодействие трав, деревьев, мелких тварей и насекомых, при котором на каждом камне и каждом комочке земли лежит печать самого Провидения.
И чем дальше я ухожу от Стены, тем сильнее это чувство. Зловещий сумрак стремительно отступает, оттенки цветов у травы и деревьев становятся мягче, птицы поют спокойнее. Даже ручейки, убегающие тонкими нитями в заросли, журчат не так угрюмо и напряженно, как у Стены. Откуда такая разница в пейзажах - не знаю. Может, из-за того, что Стена вносит хаос во все живое; а может, просто такой ландшафт, судить не берусь.
Но как ни приятно гулять по Лесу - совсем уходить от Стены нельзя. Слишком дремуч этот Лес: раз заблудишься - вмиг потеряешь всякие ориентиры. Вокруг ни тропинок, ни ярких запоминающихся деталей. Поэтому я стараюсь двигаться осторожно - так, чтобы Стена ни на полминуты не исчезала из поля зрения. Я не могу определить на глаз, друг мне Лес или враг. И не является ли вся эта атмосфера спокойствия и уюта просто приманкой для того, чтобы затянуть меня в чащу. В любом случае, как и предупреждал Полковник, я для Города человек пока слабый и неустойчивый. Сколько ни берегись - все мало...
Возможно, потому, что я не стал углубляться в Лес, мне не попалось ни одного следа лесных обитателей. Ни отпечатков ног, ни результатов какой-либо деятельности. Отчасти я боялся с ними встречаться, отчасти на это надеялся, но очень скоро почувствовал: иди я так, вдоль Стены, хоть несколько дней подряд - ни намека на то, что они существуют, мне не увидеть. Скорее всего, они обитают глубоко в чаще, решил я в итоге. А может, просто очень искусно избегают встречи со мной.
На третий или четвертый день своих походов в Лес я обнаружил под самой Стеной небольшую опушку. Как раз там, где Стена резкой дугою сворачивает с востока на юг, деревья почему-то не подступают к самой кладке, а оставляют зазор - ровную полянку в форме веера. Как ни странно, здесь нет ощущения, будто все вокруг напрягается от близости Стены; по опушке растекается та же умиротворенность, что и в глубине Леса. Землю устилает мягкий ковер невысокой травы, а над головой зияет отсеченный Стеною полуовальный участок неба. На одной стороне опушки когда-то стояли дома - об этом говорят уцелевшие плиты фундаментов. Внимательно изучив развалины, я понимаю, что здания строились основательно, с хорошим запасом места как в доме, так и во дворе. То были не какие-нибудь хижины-времянки. В каждом доме - по три отдельных комнаты, кухня, ванная и прихожая с коридором. Бродя по аккуратно выложенным плитам, я представляю, как выглядели эти здания. И теряюсь в догадках - кому и зачем понадобилось строить их в глухом лесу, а также что заставило хозяев бросить свои жилища.
На задворках бывших домов я обнаруживаю остатки каменного колодца. Внутри колодец засыпан землей, а снаружи порос бурьяном. Видимо, люди закопали его, когда покидали дома. Зачем - непонятно.
Я сажусь у колодца на землю, прислоняюсь спиной к старой каменной кладке и задираю голову. Ветер с Северного хребта с тихим шелестом покачивает ветви деревьев над изгибом Стены, закрывшим от меня полнеба. По остальной половине небес ползут сырые, тяжелые тучи. Я долго слежу за ними, подняв воротник пальто.
Над развалинами нависает Стена. Еще ни разу в Лесу я не подходил к ней так близко. При виде этой черной громадины перед носом буквально захватывает дух. Сидя на опушке Восточного Леса, прислонясь спиной к старому каменному колодцу и слушая шелест ветра, я начинаю верить тому, что рассказывал Страж. Если уж есть на свете что-либо совершенное, так это Стена. Которая существовала здесь с самого начала вещей. Как и эти тучи в небе, что, пролившись на землю, родили Реку.
Стена слишком огромна, чтобы уместиться на карте. Ее дыхание чересчур тяжело, а изгибы чересчур изощренны, чтоб я мог отследить ее всю. Чем дальше я рисую ее в блокноте, тем бессильнее себя ощущаю. С каждым новым поворотом Стена полностью меняет свой облик, и попытки описать ее кажутся все безнадежнее.
Закрыв глаза, я решаю немного вздремнуть. Ветер воет, не переставая, но Стена и деревья защищают меня от холодных порывов. Перед тем, как заснуть, я думаю о своей тени. Пора отдавать ей карту, решаю я. Конечно, в ней не хватает подробностей, да и внутренняя часть Леса остается белым пятном. Но зима уже на носу, а с приходом зимы дальнейшие вылазки станут невозможны. Я нарисовал в блокноте, как в целом выглядит Город. Описал, что и где расположено. Остальное пускай тень додумывает сама.
Не знаю, разрешит ли мне Страж еще раз встретиться с тенью. Он обещал, что устроит нам встречу, когда дни станут короче, а тень слабее. Теперь, с приходом зимы, для этого созданы все условия.
Не открывая глаз, я думаю о девушке из Библиотеки. Но чем больше я о ней думаю, тем больнее терзает душу странное чувство потери. Откуда, почему - сказать не могу. Но именно чувство потери и не что иное. Словно я постоянно теряю что-то, имеющее отношение к ней. И к ней, и ко всему остальному.
Мы встречаемся каждый день, но ощущение пустоты во мне лишь нарастает. Когда я читаю в библиотечном зале старые сны, она всегда сидит рядом. Потом мы вместе ужинаем, пьем что-нибудь горячее, и я провожаю ее домой. По дороге мы о чем-нибудь разговариваем. Она рассказывает мне о своей жизни с отцом и двумя младшими сестрами.
Но всякий раз, когда мы прощаемся, это чувство утраты становится сильнее, чем прежде. День за днем я что-то теряю внутри себя - и ничего не могу с этим поделать. Слишком глубок и слишком мрачен этот колодец. Сколько его ни закапывай.
Наверное, это чувство как-то связано с моей утерянной памятью, думаю я. Мои угасшие воспоминания чего-то хотят от нее, но я не могу их восстановить - и этот разлад оставляет внутри одну только пустоту, саднящую все нестерпимее, от которой уже не спастись. Но это - проблема, которой мне сейчас все равно не решить. Я слишком хрупок и слишком неуверен в себе.
На этом я вытряхнул из головы какие бы то ни было мысли - и погрузил опустевшее сознание в сон.
Когда я просыпаюсь, вокруг поразительно холодно. Я вздрагиваю и закутываюсь поплотнее в пальто. Близится вечер. Поднявшись с земли, я отряхиваю приставшую к пальто траву - и в мою щеку ударяют первые снежинки. Я гляжу на небо. Тучи, опустившись совсем низко, темнеют прямо на глазах. Из них начинают падать, кружась в воздухе, огромные хлопья снега. Вот и зима.
Покидая опушку, я в последний раз оглядываюсь на Стену. Под темным небом в танцующих снежинках она вздымается надо мною во всем своем совершенстве. Я поднимаю глаза - и чувствую, как они смотрят на меня. Те, кто вечно прошмыгивают перед глазами за миг до того, как проснешься.
"Почему ты здесь? - словно спрашивают они у меня. - Что тебе здесь нужно?"
Но я не могу им ответить. Короткий сон на морозе, отняв у тела последние остатки тепла, наполняет голову видениями самых странных и разных форм. Как будто это совсем не мои голова и тело. Все вокруг тяжелеет и расплывается на глазах.
Старясь не оглядываться на Стену, я спешу через Лес к Восточным воротам. Путь неблизкий, а небо темнеет с каждой секундой. Тело все чаще теряет неуловимое равновесие. То и дело я вынужден останавливаться, чтобы восстановить дыханье, собраться с силами и заставить-таки себя двигаться дальше. Я чувствую, как в сумраке надо мной нависает что-то тяжелое. Издалека будто бы слышится голос горна - и проваливается, не задерживаясь, куда-то на задворки сознания.
Когда я выхожу к Реке, над землей висит глубокая тьма. Ни звезд, ни луны. Миром правят лишь ветер со снегом, бормотание стылой воды да огромный Лес, шелестящий лапами у меня за спиной. Не помню, как долго я добирался до Библиотеки. Помню только, что бреду вдоль Реки безо всякой надежды и цели. Ветви ив дрожат в темноте, над головой воет ветер. И сколько бы я ни брел, дорога все не кончается.
Она усаживает меня перед печкой и берет в ладони мое лицо. Ее руки так холодны, что, кажется, к голове приложили сосульки. Я машинально хочу оттолкнуть ее, но руки не слушаются, а меня начинает тошнить.
- У тебя страшный жар! - говорит она. - Где ты шатался все это время?
Я пытаюсь ответить, но всякие слова улетучиваются из головы. Я даже не могу толком понять, о чем она спрашивает.
Она приносит откуда-то сразу несколько одеял, закутывает меня и укладывает на пол перед печкой. Ее волосы касаются моего лица. "Я не хочу ее потерять", - проносится в голове, но мне непонятно, моя это мысль или отголосок старой, утраченной памяти. Я слишком многое потерял и слишком устал. И в навалившемся бессилии чувствую, что понемногу сознание хочет оставить меня. Тело же, чувствуя это, сопротивляется - и я никак не пойму, на чьей стороне мне остаться.
Все это время она держит меня за руку.
- Засыпай скорей, - доносится до меня ее голос. Далекое эхо из непроглядной тьмы.
© Haruki Murakami 1985
Перевод с японского - Дм. Коваленин 2002
Глава тринадцатая
Продолжение следует
Карта