СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ
Дождевик. Жаббервоги. Стирка
Я очутился в огромном пустом помещении. Белые стены, белый потолок, ковер цвета кофе со сливками. Благородные цвета в изысканном сочетании. Как ни крути, а даже у белого цвета существуют свои оттенки - от благородного до грязно-невнятного. Матовые стекла не позволяли разглядеть пейзаж за окном - но тусклый свет, проникавший в комнату, по крайней мере, убедил меня в том, что солнце еще не погасло. Стало быть, я нахожусь над землей, и проклятый лифт ехал все-таки вверх, а не вниз. Я немного успокоился: значит, чутье меня еще не подводит.
Девушка жестом предложила мне сесть. Я опустился на кожаный диван и положил ногу на ногу. Не успел я сесть, как она тут же пересекла комнату и вышла в другую дверь - напротив той, через которую мы вошли.
Мебели как таковой я в комнате почти не увидел. Перед диваном стоял небольшой столик, на столике - керамический набор: зажигалка, пепельница, сигаретница. Любопытства ради я заглянул в сигаретницу, но ни одной сигареты не обнаружил. На стенах - ни картин, ни плакатов, ни календаря. Абсолютно ничего лишнего.
Чуть в стороне от окна громоздился письменный стол. Я поднялся с дивана, прогулялся к окну, окинул взглядом стол. Массивная, из цельной доски столешница на двух тумбах с выдвижными ящиками. На столе - лампа под абажуром, три дешевые шариковые ручки, "вечный" календарь да горсть небрежно рассыпанных канцелярских скрепок. Календарь раскрыт на сегодняшней дате.
В самом дальнем углу комнаты сиротливо ютились три металлических шкафчика для одежды - из тех, какими заставлены раздевалки в любой конторе. Нечего и говорить, железные шкафчики в этой комнате просто резали глаз. Слишком грубо и примитивно для кабинета. Будь это мой кабинет - я бы поставил что-нибудь поизящней, из дерева. Но поскольку это не мой кабинет, и я здесь лишь затем, чтобы выполнить заказ и уйти, то - серые ли у них шкафчики из нержавейки, бледно-персиковые ли музыкальные автоматы, это меня уже совершенно не касается.
В левой стене я различил глубокую нишу - нечто вроде чулана за раздвижной гофрированной дверью. Вот, собственно, и весь интерьер. Ни часов на стене, ни телефона, ни точилки для карандашей, ни графина с водой. Ни стеллажей, ни папок с документами. Как и для чего используется эта комната - бог его разберет. Я вернулся к дивану, сел, закинул ногу на ногу и зевнул.
Минут через десять она вернулась. Даже не взглянув в мою сторону, открыла один из железных шкафчиков, извлекла оттуда нечто черное и блестящее, взяла в охапку, пронесла через комнату и водрузила на стол. Это был плотно свернутый комплект из прорезиненного плаща-дождевика и пары сапог. Плюс огромные очки-"консервы" - наподобие тех, какими пользовались военные летчики в Первую мировую. Что все это значит - я совершенно не понимал.
Девушка повернулась ко мне и что-то сказала - слишком быстро, чтобы я успел проследить за ее губами.
- Вы не могли бы говорить чуть помедленней? - попросил я. - В чтении по губам я пока не слишком силен...
Она повторила, на этот раз - медленно, широко открывая рот. "Наденьте это поверх одежды", - разобрал я. По возможности, я предпочел бы обойтись без плаща, но препираться не хотелось, и я молча повиновался. Скинул кроссовки, влез в сапоги и напялил дождевик поверх футболки. Сапоги оказались на пару размеров больше, чем нужно, а тяжеленный плащ сковывал любое движение, но я решил не жаловаться. Она подошла ко мне, застегнула на плаще все пуговицы от горла до пят и нахлобучила мне на голову капюшон. Чтобы надеть капюшон, ей пришлось встать на цыпочки - и, слегка покачнувшись, она задела лбом кончик моего носа.
- Замечательный запах! - сказал я. Имея в виду, конечно, ее духи.
"Спасибо", - ответила она и, дернув за шнурок, затянула на мне капюшон до самых ноздрей. А оставшиеся пол-лица замуровала в "консервы". И я стал похож на мумию для погони за расхитителями гробниц в особо дождливую погоду.
Отодвинув ширму в стене, девица взяла меня за руку, завела в чулан, зажгла внутри свет и задернула ширму у себя за спиной. Чулан показался мне обычным гардеробом для верхней одежды. Очень похоже - только без всякой одежды. Пустые вешалки для пальто да таблетки от моли - вот и все, что я там увидел. Я снова напряг воображение. Может, это не гардероб, а комната с потайным ходом, замаскированная под гардероб? Все-таки одевать меня в дождевик, чтоб запихивать в гардероб, было бы слишком бессмысленно.
Она прошла в самый дальний угол, ухватилась за большую золоченую рукоятку, торчавшую из стены, и с лязгом подергала ее вправо-влево. Как я и ожидал, в стене распахнулась дверца размером с крышку багажника легкового автомобиля. Из черной, непроглядной дыры тянуло промозглой сыростью. Мягко говоря - не самое приятное ощущение. Ровный гул, доносившийся снизу, напоминал о бурлящей реке.
- Там, внизу, течет река, - сообщила девица. Теперь, за шумом реки, ее странная речь звучала немного естественнее. Так, словно говорит она нормально, просто шум реки заглушает слова. Не оттого ли мне почудилось, будто понимать ее стало легче? Чудеса, да и только.
- Двигайтесь вверх по реке. Увидите большой водопад, - продолжала она. - Идите, не останавливаясь, прямо сквозь водопад. И попадете в лабораторию моего деда. Дальше сами разберетесь.
- Там меня ждет ваш дедушка? - уточнил я.
- Да, - кивнула она и вручила мне большой карманный фонарик на шнурке.
Тащиться в сырую холодную мглу совсем не хотелось - но жаловаться было поздно. Собравшись с духом, я поднял ногу и ступил в распахнутую дыру. Нагнувшись, просунул туда же голову, за головой протащил все тело. Перебросил вторую ногу. Проделывая все это в жестком, как листовое железо, плаще, я рисковал переломать себе кости, но в итоге умудрился-таки перелезть на другую сторону стены. И оглянулся на толстушку в светящемся оконце гардероба. Именно теперь, сквозь "консервы" из темноты, она выглядела особенно привлекательно.
- Будьте осторожны. Вдоль реки, слышите? От берега не удаляйтесь, ни в какие коридоры не сворачивайте. Только прямо! - сказала она, пытаясь разглядеть меня в темноте.
- Прямо - и до водопада? - уточнил я.
- Прямо - и до водопада! - повторила она.
Одними губами я произнес: "Сэла?".
"Sela!" - рассмеялась она. И захлопнула дверцу.
Дверца захлопнулась - и я погрузился в жидкую темноту. Без малейшей искорки света. Ничего не видать, хоть глаз выколи. Я не различал даже собственных рук. Какое-то время я простоял, не двигаясь, словно меня огрели чем-то тяжелым. Бессилие рыбы, которую завернули в целлофан и заперли в холодильнике. Когда внезапно, без подготовки погружаешься в абсолютную мглу, тело на несколько мгновений становится ватным, теряя всякую силу. Я даже обиделся слегка. Закрываешь дверь - закрывай, но хотя бы предупреди заранее!
Нащупав кнопку, я включил фонарик. Жизнерадостный желтый луч убежал, растворяясь, во тьму. Первым делом я оглядел пространство у себя по ногами, потом не спеша осмотрелся. Я стоял на тесной, метра три на три, бетонной платформе, все четыре края которой обрывались в бездонную пропасть. По краям - ни перил, ни даже низенького бордюра. Очень мило, уже всерьез разозлился я. Что, нельзя было предупредить хотя бы об этом?
С одного края платформы вниз по отвесной стене сбегала алюминиевая лесенка. Я перебросил шнурок фонарика через плечо и, ступенька за ступенькой, начал спускаться по скользкой лесенке. Чем ниже я спускался, тем громче и отчетливее шумела подо мною вода. Ну и дела, думал я. Где это слыхано, чтобы из офиса в современном небоскребе люди через гардероб проваливались под землю и ползали по отвесным стенам над пропастью с бурлящей рекой? Да не где-нибудь, а в самом сердце Токио! Чем сильнее я напрягал мозги, тем меньше понимал, что происходит. Сперва идиотский лифт без особых примет. Потом толстушка без голоса. А теперь еще и лестница в бездну. Может, вернуться, отказаться от такой работы да пойти спокойно домой? Слишком уж все рискованно - и чересчур непривычно... Но я продолжал спускаться по лесенке. Во-первых, у меня тоже есть профессиональная гордость. А во-вторых, эта толстушка в розовом, похоже, задела меня за живое. Почему-то именно перед ней отказываться от порученной работы хотелось меньше всего.
На двадцатой ступеньке я задержался, перевел дух, спустился еще на восемнадцать ступенек - и мои ступни коснулись земли. Не отходя от стремянки, я посветил фонариком вокруг себя и внимательно огляделся. Я стоял на твердой скале, а в каких-то двух метрах передо мною текла река. Вода ревела и хлюпала, как огромное полотнище на ветру. Течение, похоже, было довольно быстрым, - однако ни глубины, ни цвета воды я не разобрал. Единственное, что я понял - река бежит слева направо.
Светя себе под ноги, я двинулся вверх по течению. То и дело мне чудилось, будто вокруг меня что-то движется, - и я тут же высвечивал подозрительное место фонариком. Никого, ничего. Только река да отвесные скалы вдоль берега. Видно, просто нервы шалят в темноте, решил я.
Через пять-шесть минут ходьбы вдруг резко изменилось эхо. Так, будто потолок опустился, и шум воды отдавался в камень прямо над головой. Я посветил вверх, но тьма была непроглядной: есть там потолок или нет, я так и не разобрал. Чуть погодя, как и предупреждала толстушка, в боковых скалах начали один за другим распахиваться коридоры, а точнее - расщелины, из которых выбегали ручейки воды и, звонко журча, вливались в реку. На всякий случай я заглянул одну из расщелин и в свете фонарика попытался осмотреть ее изнутри. Но ничего не увидел. Только понял, что внутри все расширялось до размеров гигантской пещеры. Сворачивать в такие милые "коридоры" по собственной воле мне бы никогда и в голову не пришло.
Сжимая фонарик, я двигался вверх по реке, как древняя рыба по ступеням эволюции видов. Скала под ногами была мокрой и скользкой, ступать приходилось вдвойне осторожней. Свались я сейчас в реку или просто поскользнись и разбей фонарик - моя песенка спета.
Поглощенный тем, что творится у меня под ногами, я не сразу заметил тусклый пляшущий огонек впереди. Когда же я поднял взгляд, он был уже метрах в семи-восьми от меня. Мгновенно выключив фонарик, я скользнул рукой в прорезь дождевика, дотянулся до заднего кармана брюк, вытащил складной нож, раскрыл его и зажал в руке. Черная мгла и рокот воды укутали меня надежнее любой маскировки.
Едва я погасил свет, огонек впереди застыл. А потом описал в темноте два больших круга. Так, словно мне подавали сигнал "Все в порядке, опасности нет". Но я не пошевелился. Пусть мне сначала покажут, с кем я имею дело. Тогда огонек снова запрыгал. Он приближался ко мне, порхая во мгле, как гигантский светлячок с высокоразвитым интеллектом. А я все стоял наизготовку, сжимая в одной руке нож, в другой - выключенный фонарик, и неотрывно смотрел на него.
Между нами оставалось всего метра три, когда огонек остановился. Затем подскочил на полметра вверх - и спустился обратно. Поскольку светил он довольно слабо, я сначала не понял, что именно мне показывают. Но он все подскакивал, снова и снова - и, приглядевшись, я различил мужское лицо. В точно таких же очках-"консервах", что были на мне, и под таким же капюшоном. В руке мужчина держал жестяную керосиновую лампу - из тех, что продают в магазинах "Все для кемпинга". Светя лампой себе в лицо, он надсадно что-то кричал - но река ревела слишком яростно, а лампа светила слишком тускло, чтобы я мог расслышать или прочесть по губам хоть что-либо вразумительное.
- Надо бы... жабер... водить, а тут... из-за них! Так что... вини, но... - доносилось до меня бессвязными обрывками. Как бы то ни было - опасности он, похоже, не представлял. Я включил фонарик, осветил свою голову сбоку и, потыкав пальцем в районе уха, показал, что все равно ни черта не слышу.
Он закивал, поставил на землю керосинку и принялся шарить по карманам дождевика, извиваясь всем телом. И тут я почувствовал, что оглушительный рев вокруг резко стих - так, будто вода в реке моментально ушла. Мне показалось, что я падаю в обморок: что мое сознание меркнет, и оттого исчезает звук. Уж не знаю, с чего я это решил - но на всякий случай напряг руки-ноги, готовясь к падению.
Прошло несколько секунд, а я все не падал - и чувствовал себя совершенно нормально. Только слабее различал шум реки, и все.
- Я пришел тебя встретить, - произнес незнакомец. На сей раз - очень ясно и отчетливо.
Покачав головой, я зажал под мышкой фонарик, сложил нож и спрятал обратно в карман. Похоже, денек сулит мне еще немало сюрпризов.
- Что случилось со звуком? - спросил я его.
- С чем?.. Ах, да. Ты, наверно, чуть не оглох... Извини. Но я уже убавил звук, все в порядке... Да, конечно, - отвечал он, беспрестанно кивая собственным мыслям. Река теперь журчала не громче полевого ручья. - Ну что, идем? - добавил он, повернулся ко мне спиной и привычным шагом двинулся вверх по течению. Светя себе под ноги, я зашагал за ним следом.
- Убавили звук? Так это был искусственный звук? - прокричал я туда, где, по моим расчетам, должна была находиться его спина.
- Нет, - отозвался он. - Обычный природный звук.
- Но как вы убавляете природные звуки? - опешил я.
- Если говорить точно, я не убавляю, - сказал он. - Я просто их отключаю, и все.
Сбитый с толку, я решил отложить дальнейшие вопросы на потом. Все-таки я здесь не затем, чтобы приставать с расспросами. Я пришел сюда выполнить заказ. А что там мой клиент вытворяет со звуками - убавляет, отключает или перемешивает, как водку с лаймом, - не имеет к работе ни малейшего отношения. И я продолжал идти в темноте, прикусив язык.
Так или иначе, с отключенным звуком двигаться стало куда спокойнее. Я даже слышал, как на ходу поскрипывают мои сапоги. Над головой два-три раза пронзительно засвербило - словно кто-то поскреб булыжником о булыжник, - и потом стихло.
- Кажется, сюда опять пробрались жаббервоги, - сказал незнакомец. - Я видел следы. Потому и вышел тебе навстречу - мало ли что. Обычно твари сюда не суются. Но иногда случается... Прямо напасть!
- Жаббервоги? - переспросил я.
- Я думаю, даже такой крутой малый, как ты, не хотел бы столкнуться на этой тропе с жаббервогом! - сказал он и смачно захохотал.
- Да уж... Пожалуй, - поддакнул я. Жаббервоги, бандерлоги, что угодно - но встречаться в кромешной тьме с тем, кого в глаза никогда не видел, хотелось меньше всего на свете.
- Потому я и пришел тебя встретить, - повторил он. - Жаббервогам, знаешь ли, палец в рот не клади.
- Вы очень любезны, - только и сказал я.
Через некоторое время впереди послышался шум - как от незакрытого водопроводного крана. Водопад. В тусклом свете фонарика я не смог разобрать - но, похоже, очень большой водопад. Если бы не отключенный звук, наверно, грохотало бы будь здоров. Мы приблизились к стене воды вплотную, и мне забрызгало все очки.
- Это надо пройти насквозь? - уточнил я.
- Да. - И он без каких-либо объяснений растворился в стене воды. Делать нечего - спохватившись, я поспешил за ним.
Слава богу, там, где мы шли, поливало меньше всего. Но все равно было чувство, будто меня заколачивают в землю гигантским молотком. Очень мило, нечего сказать! Тут хоть три плаща напяливай - не промокнув до нитки, в эту чертову лабораторию не попадешь. Я понимаю, что так, видимо, нужно для какой-то особой секретности. Но разве нельзя все устроить хоть немного гостеприимнее? Внутри водопада я поскользнулся и больно ушиб колено. С отключенным звуком разница между тем, что должно звучать, и тем, что я слышал на самом деле, сбивала с толку. Что ни говори, а водопад должен звучать, как положено нормальному водопаду.
Прорвавшись сквозь стену воды, я увидел небольшую, в человеческий рост пещеру, а в ней - массивную железную дверь. Мой провожатый достал из кармана плаща нечто похожее на переносной калькулятор, вставил его в щель замка, поколдовал над ним пару-тройку секунд - и дверь беззвучно открылась внутрь.
- Вот мы и прибыли. Прошу! - Он пропустил меня, затем вошел сам и запер дверь изнутри. - Ну что, натерпелся приключений?
- Ну, в общем... Скажи я вам "сущие пустяки" - вы же все равно не поверите.
Не выпуская из рук керосинки и не снимая капюшона с "консервами", незнакомец захохотал. Странным утробным смехом. Уох-хо-хо...
Комната, в которой мы очутились, напоминала раздевалку плавательного бассейна: просторная, ничего лишнего, шкафчики вдоль стены. В них - все те же дождевики на вешалках, сапоги и очки-"консервы" точь-в-точь как у нас. Комплектов пять или шесть, не меньше. Все развешано и расставлено в идеальном порядке. Я стащил с себя резиновую амуницию, повесил на свободную вешалку плащ, поставил на полку сапоги. И повесил фонарик на специальный гвоздик.
- Уж извини, что доставил тебе столько хлопот, - сказал мой спутник. - Но, знаешь ли, безопасность превыше всего. Приходится принимать меры. Там, в темноте, этих тварей просто кишмя кишит. Расслабишься хоть на секунду - костей от тебя не оставят.
- Жаббервоги?
- Н-да... - Он опять закивал. - В том числе и жаббервоги.
Незнакомец проводил меня из раздевалки в кабинет, скинул наконец дождевик - и оказался невысоким, приятным на вид стариканом. Не то чтобы полноват - скорее, приземист и крепко сложен. С жизнерадостным, румяным лицом. Старик достал из кармана пенсне, нацепил на нос - и стал похож на какого-нибудь крупного политика довоенных времен.
Он усадил меня на диван, а сам разместился за письменным столом. Его кабинет был точь-в-точь как тот, куда привела меня розовая толстушка. Все один к одному: цвет ковра, лампы под потолком, обои на стенах, диван. На столике перед диваном - курительный набор из керамики. На письменном столе - календарь. И даже скрепки, похоже, рассыпаны с точно такой же небрежностью... Словно я проделал круг и вернулся туда же, откуда вышел. Может, так оно и есть. А может, и нет. Не могу же я, в самом деле, помнить, как именно были рассыпаны эти проклятые скрепки.
Довольно долго старик в упор изучал меня. Потом взял со стола одну скрепку, распрямил ее и принялся ковырять заусенцы вокруг ногтей. Точнее - вокруг одного ногтя на указательном пальце левой руки. А когда закончил, выбросил изуродованную скрепку в пепельницу. И я подумал, что, если мне все-таки грозит реинкарнация, то меньше всего я хотел бы переродиться в канцелярскую скрепку. Слишком бездарно - появиться на свет лишь затем, чтобы какой-то старик потыкал тебя носом в свои заусенцы, а потом выкинул в пепельницу и забыл навсегда.
- Согласно полученной мною информации, - заговорил он, - жаббервоги сговорились с кракерами. Это, конечно, не значит, что обе стороны будут соблюдать какие-то обязательства. Жаббервоги для этого слишком осторожны, а кракеры чересчур любят лезть вперед всех. Так что я уверен: весь их "договор" - штука временная и, так сказать, весьма локального применения. Но в целом это очень плохой знак. Жаббервоги, которые сюда и носа совать не должны, в последнее время так и шныряют вокруг. Того и гляди, это место станет их очередным притоном. Если так случится, мне и самому, как видишь, придется несладко.
- Да уж, - согласился я. Кто такие жаббервоги, я понятия не имел, но если эти чертовы кракеры заручились поддержкой со стороны, в воздухе пахло жареным даже для меня. До сих пор я считал, что мы конкурируем с кракерами на равных, хотя это равновесие достаточно зыбко, чтобы потерять его из-за какой-то случайности. Однако тот факт, что о жаббервогах знает старик, но не знаю я, говорил об одном: равновесие уже потеряно, и не в нашу пользу. Я не знаю о жаббервогах потому, что я рядовой конвертор. А верхний эшелон Системы, как видно, давным-давно в курсе происходящего.
- Впрочем, ладно, - продолжил он. - Это отдельный разговор. А сейчас, если не возражаешь, займемся делом.
- Разумеется, - ответил я.
- Я попросил Агентство подыскать мне самого опытного конвертора. И выбор пал на тебя. Репутация у тебя что надо. Все, у кого я спрашивал, расписывали твои достоинства - дело свое знает, нервы железные, дисциплинирован и так далее. Чувства локтя, правда, недостает - но в остальном, как утверждают, пожаловаться не на что.
- Я уверен, они преувеличили, - сказал я. Скромность мне тоже не повредит.
Старик снова захохотал. Уох-хо-хо.
- Ну, если честно, лично мне твое чувство локтя до лампочки. На самом деле, от тебя требуются только крепкие нервы. Без железной выдержки первоклассным нейроконвертором не стать никогда... Собственно, за это вашему брату и платят такие деньги.
Сказать было нечего, и я промолчал. Старик хохотнул еще раз и повел меня в лабораторию.
- По специальности я биолог, - объяснял он на ходу. - Да-да... Однако то, чем я занят в последние годы, одной биологией далеко не исчерпывается. Тут тебе и нейрофизиология, и акустика, и лингвистика, и даже теология. Уж извини, что я сам так говорю, но исследования эти уникальны и представляют огромную научную ценность. Да-да! На данном этапе я изучаю, в основном, неба млекопитающих.
- Неба?
- Ротовые полости, грубо говоря. Я исследую функции рта. Как рот двигается, как образуется голос и так далее... Взгляни-ка сюда!
Он нашарил на стене выключатель и зажег в лаборатории свет. Я увидел огромный, во всю стену стеллаж, на полках которого тесными рядами стояли белые черепа. Черепа всех млекопитающих, каких я только мог припомнить. От жирафа и лошади - до панды и крохотной мыши. Штук, наверное, триста или четыреста. Включая, разумеется, человеческие. На одной из полок были выстроены в ряд черепа европеоидов, негроидов, монголоидов и американских индейцев, женские и мужские - по одному черепу каждого пола.
- А черепа китов и слонов я храню отдельно, в подвале. Слишком много места занимают, ты же понимаешь...
- И не говорите, - кивнул я. Добавь сюда еще парочку слоновьих черепов - и продолжать исследования придется разве что в раздевалке.
Черепа животных планеты Земля стояли на полках, хором разинув рты, и сверлили пустыми глазницами белую стену напротив. Экспонаты экспонатами - но в окружении такого дикого количества черепов становилось не по себе. Полки на других стенах - хотя уже не так плотно, как черепами, - были заставлены стеклянной посудой, в которой плавали заквашенные в формалине языки, уши, губы и небные дуги всех размеров и видов, какие только можно вообразить.
- Ну, как тебе коллекция? - радостно спросил старикан. - Чего только люди на свете не собирают! Кто старые пластинки. Кто вино в погребах. Я знал даже одного богача, который коллекционировал танки и устраивал у себя в саду маневры. Ну, а я коллекционирую черепа. Все люди разные. Потому и интересно. Ты согласен?
- Пожалуй, что так, - согласился я.
- Черепами млекопитающих я начал интересоваться еще в молодости. Понемногу начал их собирать, и собираю до сих пор. Вот уже более тридцати лет. Ты не представляешь, сколько нужно времени и сил, чтобы понять один-единственный череп! В этом смысле понять живого человека из плоти и крови гораздо легче. Да-да! Я действительно в это верю. Хотя и понимаю, что тебе, молодому, с живой плотью общаться куда интереснее. Уох-хо-хо!.. - обрадовался он собственной шутке. - А я вот общаюсь с черепами и слушаю их звуки уже тридцать лет. Тридцать лет, скажу тебе, срок немалый...
- Звуки? - переспросил я. - Черепа издают звуки?
- Еще как! - тут же закивал он. - Каждый череп издает лишь ему присущие звуки. В каждом зашит свой неповторимый звуковой код. Черепа разговаривают. Да-да! Я не ради красного словца говорю. В самом буквальном смысле. Конечная цель моей работы как раз и заключается в том, чтобы, ни много ни мало, расшифровать эти коды. Расшифровать - и научиться их контролировать.
- Хм-м... - только и протянул я. Конечно, в мелочах я далеко не все уяснил, но если все так, как он говорит, похоже, его работа и впрямь не имеет цены.
- Похоже, это и правда очень ценные исследования, - сказал я.
- Еще бы! - кивнул старик. - Почему все эти мерзавцы и тянут к ней лапы. Они ведь действительно дьявольские отродья. И мои исследования очень пригодились бы для их грязных целей. Подумай сам: ведь если станет возможно считывать память по черепам - даже пытки окажутся не нужны. Убил кого нужно, ободрал мясо с черепа - и вся информация у тебя на ладони...
- Ужас какой, - вздрогнул я.
- Ну, насколько все будет ужаснее, на данном этапе исследования сказать трудно. Пока, например, больше информации можно считать с коры ампутированного мозга.
- Тоже мило, - мрачно заметил я. Ободрать человеку череп или выпотрошить мозги. Можно подумать, есть какая-то разница.
- Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты как следует все закодировал, - очень серьезно сказал он. - Чтобы даже самые крутые кракеры, перехватив эти данные, не смогли прочесть результаты экспериментов. Я не знаю, выйдет ли цивилизация из кризиса, в котором она оказалась, так и не решив, как использовать науку - во зло или на благо самой себе. Но сама наука должна существовать только ради науки. Да-да! В это я верю свято.
- Я плохо разбираюсь в вопросах веры, - осторожно сказал я. - Но хотел бы разобраться в вопросе, так сказать, сугубо организационного плана. Дело в том, что заказ на мою работу исходил не от Системы, и даже не от официального агента Системы; меня заказали лично вы. Это крайне редкий случай. Откровенно говоря, подобные случаи чреваты нарушением Устава. Если я нарушаю Устав - меня лишают лицензии, и я остаюсь без работы. Надеюсь, это вы понимаете?
- Отлично понимаю, - кивнул старик. - И то, что ты об этом беспокоишься, только делает тебе честь. Но бояться тут нечего. Тебя, нейроконвертора второй ступени, совершенно официально заказывает Система. Да-да... Просто, чтобы обеспечить максимальную секретность, я не стал оформлять заказ в канцелярии, а связался с тобой напрямую, и все. За эту работу тебя никто лицензии не лишит.
- Вы можете это гарантировать?
Старик открыл ящик стола, достал оттуда папку и протянул мне. Я раскрыл ее и не поверил глазам: в руках у меня было официальное многостраничное письмо-заявка Центральной Системы на мое имя. Составлено по всей форме. Подписано где нужно и кем положено.
- Нет проблем, - сказал я, возвращая папку. - У меня квалификация второй ступени. Надеюсь, вы не возражаете? Второй ступени - это значит...
- Двойная оплата, ты об этом? Никаких возражений. Вместе с премиальными выйдет даже три к одному. Устроит?
- Очень любезно с вашей стороны.
- Все-таки работа особой важности. Да и под водопадом, надо признать, ты тоже недаром ползал. Уох-хо-хо!.. - снова развеселился он.
- Ну что ж. Тогда покажите мне исходные данные, - попросил я. - Я просмотрю их и выберу оптимальный метод конвертации. Кто будет делать расчет компьютерного уровня, вы или я?
- Этим займусь я сам, на своем компьютере. А ты возьмешь на себя все, что до и после. Согласен?
- Прекрасно. Это сбережет мне силы и время.
Старик поднялся с кресла, повернулся ко мне спиной и принялся шарить по голой стене руками. Так продолжалось секунд пять или шесть - как вдруг в стене, на первый взгляд монолитной, распахнулась дверца потайной ниши. Фокусы продолжались. Старик достал из ниши очередную папку с документами и захлопнул дверцу. Дверца закрылась - и на гладкой белоснежной стене не осталось ни щелей, ни швов.
Получив от него папку, я раскрыл ее и бегло просмотрел семь страниц, испещренных мелкими цифрами. В самих цифрах я никаких проблем не нашел. Цифры как цифры. Обычное конвертационное сырье.
- Я думаю, для данных этого порядка "стирка" подойдет в самый раз, - предложил я. - При "стирке" разрядность ключа такова, что за взлом алгоритма обычным методом перебора можно не беспокоиться. "Временный мост" здесь практически не построить. То есть, в принципе, конечно, такая вероятность есть, - но на практике успешность случайного "тыка" никак не проверить, а значит, и от погрешностей до конца никак не избавиться. Это все равно, что пытаться пересечь пустыню без компаса. Под силу разве что Моисею.
- Не знаю, что делал бы Моисей в пустыне, но море он все-таки пересек, - заметил старик.
- Это было слишком давно. Насколько я знаю, на этом уровне конвертации ни одного взлома пока не зарегистрировано.
- То есть, ты утверждаешь, что банальной первичной конвертации более чем достаточно?
- Но при вторичной конвертации риск будет слишком велик. Мы, конечно, сведем вероятность успешных "тыков" к нулю, но сегодня это слишком опасная акробатика: мы рискуем поставить подножку самим себе. Все-таки процесс конвертирования еще не освоен до конца. Разработка подобных методов продолжается.
- А тебе никто и не говорит о вторичной конвертации, - глухо произнес старик, взял со стола очередную скрепку и снова занялся заусенцами - теперь уже на среднем пальце левой руки.
- Вот как? Но что тогда...
- Шаффлинг, - резко оборвал меня он. - Мне от тебя нужен шаффлинг. Сначала стирка, а потом шаффлинг, одно за другим. Почему я и вызвал именно тебя. Ради простой стирки нанимать конвертора второй ступени не было бы никакой нужды.
- Я что-то не пойму, - сказал я и, откинувшись на диване, закинул ногу на ногу. - Откуда вам известно про шаффлинг? Ведь это сверхсекретная тема, и любой внешний доступ к ней заблокирован...
- Мне много чего известно. У меня хорошие связи в высшем эшелоне Системы.
- Ну, тогда воспользуйтесь этими связями и спросите там, наверху. И вам ответят: все шаффлинговые системы заморожены, любая деятельность подобного рода категорически запрещена. Почему - я уж не знаю. Видимо, случилась какая-то авария. Но так или иначе, пользоваться шаффлингом больше нельзя. И тут уже, если что, простой потерей лицензии не отделаешься...
Старик внимательно выслушал меня - и снова протянул мне папку с заявкой.
- Посмотри внимательнее на последнюю страницу. Там должна быть санкция на шаффл-активность.
Я раскрыл, как велено, папку на последней странице и пробежал по бумаге глазами. Мистика. Совершенно официально мне разрешалось применение конвертационной системы "шаффлинг" в рамках полученного задания. Я перечитал это несколько раз. Полная легальность. Пять подписей, четыре печати. Черт меня побери. О чем они там думают наверху? Сначала приказывают людям рыть яму, а когда яма вырыта, немедленно требуют ее закопать. Что бы ни происходило на верхушке пирамиды - в итоге голова болит только у нас, рабочих муравьишек внизу.
- Я хотел бы получить цветные копии всех страниц этой заявки, - попросил я. - Иначе я могу влипнуть в крайне неприятную историю. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Разумеется, - кивнул он. - Ты их получишь. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Все формальности соблюдены - комар носа не подточит. Половину денег ты получишь сегодня, половину - по завершении работы. Нет возражений?
- Возражений нет. Стирку я выполню здесь. Обработанные данные заберу с собой и уже дома пропущу через шаффлинг. Это потребует отдельной и очень серьезной подготовки. А уже то, что получится в итоге, принесу обратно.
- Результат мне нужен через трое суток ровно в полдень. Во что бы то ни стало.
- Это нормальный срок. Я успею.
- Запомни: опаздывать нельзя ни в коем случае, - напирал он. - Ты просто не представляешь, что будет, опоздай ты хоть на минуту.
- Мир развалится на куски? - спросил я, улыбнувшись.
- В каком-то смысле, - очень серьезно ответил он.
- Не беспокойтесь. За всю свою практику я еще ни разу не опоздал. Если можно, приготовьте мне термос с горячим кофе и побольше воды со льдом. А также чего-нибудь перекусить на скорую руку. Я чувствую, поработать придется не час и не два.
Я не ошибся: поработать и правда пришлось всерьез. Сами цифровые комбинации не представляли особой сложности, но ступеней детерминирования оказалось куда больше, чем я ожидал, из-за чего моя стирка получилась до ужаса долгой и запутанной.
Если излагать популярно - все происходит следующим образом. Я загружаю предоставленные мне данные в правое полушарие мозга ("правый мозг", скажем так), пропускаю их через никак не связанную с этими данными систему знаков, затем переправляю в левый мозг - и уже в принципиально ином виде выгружаю, записывая полученные цифры на бумагу. Грубо говоря, это и есть "стирка". Ключ для кодирования - у каждого конвертора свой. Принципиальное отличие такого ключа от таблицы случайных чисел в том, что он являет собой диаграмму. Иначе говоря, ключ к расшифровке конкретных данных спрятан в совершено индивидуальной схеме разделения мозга на левый и правый (что, конечно, всего лишь удобная фигура речи: на самом деле наши мозги на половинки не разделяются). На рисунке это выглядит примерно так:
То есть, пока эти рваные линии не совпадут с абсолютной точностью, вернуть закодированные данные в исходный вид невозможно. Кракеры, тем не менее, похищают эти данные из компьютерной сети и пытаются их прочесть, выстраивая "временные мосты". Они производят анализ данных, создают трехмерные голограммы наших мозгов и стараются воспроизвести линию разрыва искусственным путем. Иногда им это удается, иногда нет. Мы совершенствуем способы защиты - они повышают технологии нападения. Мы охраняем информацию - они ее крадут. Классический сюжет о ворах и полицейских.
Завладев чужими секретами, кракеры продают их на черном рынке и получают фантастическую прибыль. Но что хуже всего - самую важную часть краденого они оставляют у себя и с огромной выгодой используют в интересах своей корпорации.
Нашу организацию в обиходе называют Системой, а корпорацию кракеров - Фабрикой. Изначально Система создавалась как частный конгломерат, но со временем ее общественное значение возросло, и она получила полугосударственный статус. Как, например, компания "Белл" в США. Мы, рядовые конверторы, работаем по частному найму - как те же налоговые эксперты или адвокаты, - для чего необходима государственная лицензия. Однако заказы мы можем принимать лишь непосредственно от Системы - или же от агента, официально уполномоченного Системой. Это жесткое правило введено для того, чтобы наши технологии не попадали в лапы кракеров. Нарушитель несет суровое наказание и теряет лицензию. Хотя лично я не вижу в этом правиле особого смысла. Потому что конверторы, у которых отбирают лицензию, чаще всего тут же заглатываются Фабрикой, уходят в подполье и становятся кракерами.
Как организована Фабрика - мне неизвестно. Говорят, в свое время она появилась на свет как малая венчурная компания, но сразу же начала разрастаться. Некоторые называют кракеров "инфо-мафией"; а поскольку они действительно пустили корни в самых разных кругах подпольного бизнеса, скорее всего, эта кличка вполне справедлива. Отличие от настоящей мафии у них только одно: они не занимаются ничем, кроме информации. Информация чиста и приносит деньги. Взял на мушку компьютер пожирней, выпотрошил ему память, загреб добычу - и поминай как звали.
Уничтожая чашку за чашкой кофе из термоса, я продолжал работать. Час стирки, полчаса отдыха - таков обязательный режим. Если его не соблюдать, граница между половинками мозга размоется, и цифры при конвертации начнут "плясать".
Получасовые перерывы я проводил в светских беседах со стариком. Неважно о чем - лишь бы болтать что-нибудь. Активная болтовня - лучший способ дать мозгам отдохнуть как следует.
- И о чем же все эти цифры в моей голове? - спросил я его в один из таких перерывов.
- Результаты экспериментов, - ответил старик. - Все, чего я добился за последний год. Трехмерные изображения черепов и ротовых полостей сотен разных животных, а также трехфакторный анализ звуковых волн, которые они посылают. Как я уже говорил, мне понадобилось тридцать лет, чтобы научиться считывать голос каждого отдельного черепа. И теперь, если я успешно закончу эти расчеты, мы сможем экстрагировать эти звуки не эмпирически, но теоретически.
- И контролировать их искусственным путем?
- Именно, - кивнул он.
- Но к чему это приведет - умение их контролировать?
Старик высунул кончик языка и начал облизывать верхнюю губу, очень долго не говоря ни слова.
- Много к чему, - сказал он добрую минуту спустя. - На самом деле, к чему только это не приведет... Какие-то вещи я не могу тебе объяснить, но поверь мне - это повлечет такие перемены, которых ты даже представить не в состоянии.
- Например, можно будет отключать звук?
Старик от души расхохотался. Уох-хо-хо.
- Да, в частности, и это тоже... Если настроиться на волну, которую посылает человеческий череп, можно ослаблять или усиливать звуки, которые слышит этот человек. Поскольку каждый череп имеет свои индивидуальные отличия, полностью выключить звук для всех сразу нельзя, но можно очень сильно его убавить. Если же говорить совсем просто, навстречу одной звуковой волне мы посылаем другую - и заставляем их резонировать. Поверь мне, из всех преимуществ, что дарит контроль над этим процессом, отключение звука - еще самое безобидное...
Безобидное? Если это считать безобидным - представляю, что там за прочие "преимущества"... Я вообразил себе мир, в котором люди отключают или усиливают звуки как им вздумается, и мне стало не по себе.
- Звуки можно отключать в обоих направлениях, - продолжал старик. - Как входящие, так и исходящие. Там, у водопада, я отключил шум воды от нашего с тобой восприятия. Но точно так же можно отключить звук "на выходе" - скажем, чей-нибудь голос. Да-да! Человеческий голос всегда индивидуален, поэтому его можно выключить полностью, на сто процентов.
- И вы собираетесь рассказать об этом миру?
- Еще чего! - Старик замахал на меня руками. - Делиться с миром своими игрушками? Не-ет, уж лучше я сам, в одиночку поразвлекаюсь... Уох-хо-хо!
Тут уж рассмеялся и я.
- Результаты исследований я опубликую только для узкого круга технических специалистов, - уже серьезно продолжал он. - В наши дни на академическом уровне акустикой не интересуется никто. У этих ослов со степенями не хватит знаний даже для того, чтобы дочитать мою теорию до конца. Неудивительно, что у Большой Науки я всегда был бельмом на глазу...
- Не знаю, как ученые, но кракеры - далеко не ослы. А по части расшифровки чужой информации так просто гении. Высосут из компьютера все ваши результаты - и ищи ветра в поле!
- Этого я и сам опасаюсь. Поэтому ни описания процессов, ни результаты экспериментов я нигде размещать не буду. Нет-нет! Я спрячу их так, что в компьютерную сеть они не попадут. А опубликую только описание моей теории в общем виде. Пускай себе расшифровывают на здоровье. В этом случае, конечно, ни один ученый не примет меня всерьез - ну и дьявол с ними. Достаточно и того, что мои идеи подтвердят и признают лет через сто.
- Хм-м... - только и промычал я.
- Вот почему так важно, чтобы ты выполнил и стирку, и шаффлинг.
- Вопросов нет, - кивнул я.
Еще час я просидел над цифрами, не разгибаясь. Затем наступил очередной перерыв.
- Один вопрос, - сказал я.
- Какой? - спросил старик.
- Насчет девушки, которая меня у входа встречала. Такая пухленькая, в розовом костюме...
- А! Это моя внучка, - сказал старик. - Очень смышленое дитя. Такая юная, а уже помогает мне чем только может.
- Вот я и хотел спросить: она что, с рождения такая безголосая, или...
- О, черт! - старик с силой хлопнул себя по колену. - Совсем забыл! Ставил с ней опыт по обеззвучиванию, а обратно звук не включил. Ай-яй-яй. Бедный ребенок. Немедленно пойду включу ее обратно.
- Хорошее дело, - одобрил я.
Глава четвертая
Карта