Глава шестая
КОНЕЦ СВЕТА
Тень
Она выкладывает на стол первый старый сон. Но осознание того, что это - старый сон, приходит ко мне не сразу. Я долго его разглядываю, потом перевожу взгляд на нее. Она стоит по другую сторону стола. То, что я вижу на столе перед собою, как-то не очень вяжется с названием "старый сон". При словах "старый сон" я скорее готов представить какие-то древние тексты или, возможно, некое размыто-бестелесное явление природы.
- Это и есть старый сон, - произносит она, но как-то не очень уверенно: то ли мне объясняет, то ли убеждает в этом себя. - Точнее, он там, внутри.
Ничего не понимая, я киваю.
- Возьми его, - говорит она.
Я осторожно беру его и осматриваю изнутри, выискивая хоть какие-нибудь следы или остатки сна. Но сколько ни всматриваюсь - ни малейшей зацепки.
У меня в руках - обычный череп животного. Не очень крупного. Кость, отполированная солнечными лучами, давным-давно окаменела и утратила первоначальный цвет. Длинные, выдающиеся вперед челюсти слегка приоткрыты - так, будто собирались о чем-то рассказать, но застыли на полуслове. Маленькие глазницы уставились отсутствующими зрачками в одну точку у меня за спиной.
Череп неестественно легок. Возможно, поэтому слабо верится, что он настоящий. Никакого ощущения чьей-либо оборвавшейся жизни. Плоть, тепло и память давно покинули его. В самом центре лба я обнаружил небольшую шероховатую ямку. Я ощупал ее и подумал о том, что, возможно, здесь когда-то был рог.
- Это череп зверя из Города, так? - спрашиваю я.
Она кивает.
- Там, внутри, запечатан старый сон, - тихо говорит она.
- И я должен его прочитать?
- Это работа Читателя Снов, - снова кивает она.
- А что потом делать с прочитанным?
- Да ничего. Просто читай - и все.
- Что-то я не пойму, - говорю я. - То, что я должен прочесть отсюда старый сон, - это понятно. Но что больше ничего делать не нужно, - этого я не понимаю. По-моему, в этом нет никакого смысла. У работы должна быть какая-то цель. Скажем, записывать эти сны, или сортировать по какому-то принципу...
Она качает головой.
- Я уже не могу хорошо объяснить, какой тут смысл. Возможно, если ты будешь читать достаточно долго, он откроется и для тебя. Но к самой работе это все равно не имеет отношения.
Я кладу череп обратно на стол и снова разглядываю на расстоянии вытянутой руки. Мертвая тишина клубится вокруг него, напоминая Великое Ничто. А может, тишина эта не окутывает череп снаружи, но вытекает, как дым, изнутри? В любом случае - очень странная тишина. Словно череп напрямую связан с центром Земли. Молчит и буравит пространство несуществующим взглядом.
Чем дольше я смотрю на него, тем меньше мне кажется, будто он хочет мне что-либо сообщить. Воздух вокруг него полон невыразимой тоски. Эту тоску я не могу объяснить даже себе самому. Просто не хватает слов.
- Ну что ж. Пробуем еще раз, - говорю я, опять беру череп и взвешиваю на ладони. - Ничего другого мне, похоже, не остается...
Чуть заметно улыбнувшись, она взяла у меня череп, протерла одной тряпкой, потом другой, отчего тот стал еще немного белее, - и положила обратно на стол.
- Ладно. Давай, я покажу тебе, как читают старые сны, - говорит она. - То есть, я только покажу, как это делается, но сама ничего не прочту. Читать можешь только ты. Смотри внимательно. Сначала поворачиваешь его так, чтобы он глядел на тебя. Затем кладешь пальцы ему на виски...
Она дотронулась до черепа обеими руками и взглянула на меня, словно проверяя, хорошо ли я понимаю.
- А потом неотрывно смотришь ему в глазницы. Не то чтобы изо всех сил, а так легко, спокойно смотришь. Только взгляд не отводи. Как ни больно глазам - продолжай смотреть.
- Больно глазам?
- Да. Если долго смотреть в глазницы, череп нагреется и начнет излучать яркое сияние. Ты должен пальцами гладить ему виски, настраивая это сияние, пока старый сон не начнется перед тобой.
Я прокручиваю в голове ее наставления. Конечно, я не могу представить, как это сияние выглядит и какие ощущения вызывает, - но основной порядок действий вроде бы ясен. Я смотрю на ее тонкие пальцы, прижатые к белой кости, - и меня вдруг пронзает странное чувство, будто этот череп я уже где-то видел. Мало того, когда я впервые встретился с ней, точно такое же видение всколыхнуло мне душу: гладкий и белоснежный череп с ямкой посреди лба. Вот только настоящее ли это воспоминание, или просто время с пространством искривились на миг - этого я разобрать не могу.
- Что с тобой? - спрашивает она.
Я качаю головой.
- Ничего. Немного задумался. Пожалуй, я понял, что ты объяснила. Осталось попробовать на практике.
- Сначала давай поедим, - говорит она. - Потом отвлекаться будет уже нельзя.
Она приносит из дальнего угла комнаты кастрюлю и разогревает ее на печке. Тушеные овощи. Когда кастрюля начинает жизнерадостно урчать и пофыркивать, она раскладывает еду по тарелкам и подает к столу вместе с хлебом, начиненным грецкими орехами.
Мы садимся за стол друг напротив друга и молча едим. Кушанье скромное, с приправами, каких я никогда раньше не пробовал, - но приготовлено совсем не плохо, и после еды я чувствую, как по всему телу растекается тепло. Под конец мы пьем горячий чай. Горьковатый зеленый чай с целебными травами.
Читать сны - не так просто, как казалось из ее объяснений. Лучики света такие тонкие, что, сколько я ни перебираю их, концентрируя всю энергию на кончиках пальцев, все не могу нащупать нужный нерв, а только блуждаю в их ослепительном хаотическом лабиринте. И все-таки старый сон где-то рядом. Это мои пальцы ощущают отчетливо. Я слышу его шорохи, и даже различаю разрозненные туманные картинки. Но связного послания нащупать не могу. Я просто чувствую: оно где-то здесь. И все.
Кое-как я считываю два сна подряд. На часах уже почти десять. Я возвращаю ей прочитанный череп, снимаю очки и медленно протираю пальцами веки.
- Устал? - спрашивает она.
- Немного, - отвечаю я. - Никак не привыкнут глаза. Когда зрачки долго всасывают яркий свет, начинает болеть голова. Не то чтобы очень сильно. Но считывать как следует уже не получается.
- Говорят, поначалу у всех так, - успокаивает она. - Пока не привыкли глаза, сны читаются плохо. Но ты не волнуйся, скоро привыкнешь. Главное - не торопись.
- Да уж... Торопиться, похоже, не стоит, - соглашаюсь я.
Она относит череп обратно в хранилище и начинает собираться домой. Открывает дверцу печки, лопаткой выгребает оттуда тлеющие угли и ссыпает в ведро с песком.
- Главное - не впускать усталость в душу, - говорит она. - Моя мать так всегда говорила. Усталость может владеть твоим телом - но душа должна всегда оставаться с тобой.
- Именно так, - киваю я.
- Но если честно, я не очень хорошо понимаю, что такое душа. Не знаю, что это значит и как этим пользоваться... Только слово помню, и все.
- Душой не пользуются, - говорю я. - Душа существует сама по себе. Как ветер. А ты просто чувствуешь ее движения.
Она закрывает дверцу печки, убирает со стола эмалированный чайник с тарелками, моет посуду. И заворачивается в простенькое голубое пальтишко. Грязно-голубое - как лоскуток неба, полинявший слишком давно, чтобы помнить о своем происхождении. Одевшись, она долго стоит в задумчивости перед погасшей печкой.
- Ты пришел сюда из какой-то другой страны? - спрашивает она, будто вспомнив о чем-то.
- Да, - отвечаю я.
- И что это за страна?
- Не помню, - качаю я головой. - Ничего не вспоминается, извини. Похоже, когда у меня забирали тень, моя память о старом мире тоже куда-то исчезла... В любом случае, это очень далеко отсюда.
- Но ты ведь помнишь, что такое душа?
- Вроде помню...
- У мамы тоже была душа, - говорит она. - Но когда мне было семь лет, мама исчезла. А все потому, что у нее была душа, как у тебя.
- Исчезла?
- Ну да, пропала куда-то... Но не будем об этом. Разговоры о тех, кто исчез, приносят несчастье. Расскажи о своем городе. Неужели совсем ничего не помнишь?
- Помню две вещи, - говорю я, немного подумав. - Вокруг города не было стен, и люди отбрасывали тени.
Да, когда-то у нас были тени. Постоянно. И лишь появившись в Городе, я отдал свою тень на хранение Стражу Ворот.
- С этим в Город нельзя, - сказал Страж. - Либо избавься от тени, либо не входи в Город. Третьего не дано.
И я избавился от собственной тени.
Страж вывел меня на пустырь недалеко от Ворот. Под ярким солнцем в три часа дня моя тень густо и явственно отпечатывалась на земле.
- Стой смирно, - велел мне Страж. Затем он достал из кармана нож, просунул острое лезвие в щель между тенью и землей, медленно поводил ножом вправо-влево, словно приучая тень к предстоящей разлуке, - и резким движением напрочь отсек ее от меня. Та сначаланемного подергалась, пытаясь сопротивляться, но в итоге, оторванная от земли, лишь бессильно отползла к стоявшей рядом скамейке. Разлученная с телом, тень выглядела крайне жалко и устало.
Страж убрал нож обратно в карман. С полминуты мы с ним стояли и глядели на тень, которую отрезали от хозяина.
- Ну вот! Только отрежешь - сразу и смотреть не на что, - говорит он. - Никакой пользы от этих теней. Сплошная обуза...
Я подошел к своей тени поближе.
- Прости, - сказал я ей. - Похоже, нам придется расстаться на какое-то время. Я этого не хотел. Так вышло. Ты можешь немного потерпеть и подождать меня здесь?
- Немного - это сколько? - спросила тень.
- Пока не знаю, - ответил я.
- Ты не боишься, что пожалеешь об этом? - тихо сказала тень. - Я плохо понимаю, что происходит. Но когда человек расстается со своей тенью - это неправильно. Ты так не думаешь? А я думаю, и поступаешь ты неправильно, и само место это неправильное. Человек не может без тени, и тени не бывает без человека. А мы с тобой существуем, хоть нас и разделили. Здесь какая-то страшная ошибка. Тебе не кажется?
- Действительно, странно, - признал я. - Но ведь и место это странное с самого начала. Чего ж удивляться, если в странном месте случаются странные вещи?
Тень покачала головой.
- Это все логика. А я и без всякой логики чувствую: здешний воздух мне не подходит. Здешний воздух - совсем не такой, как в других местах. Он плохо влияет и на меня, и на тебя. Ты не должен был от меня избавляться. Разве не здорово мы жили с тобой до сих пор? Зачем ты меня бросил?
Но отвечать было поздно. От меня уже отрезали мою тень.
- Когда все образуется, я приду и заберу тебя, - сказал я. - Это ненадолго, не навсегда. Мы опять будем вместе.
Тень еле слышно вздохнула и растерянно поглядела на меня. Послеобеденное солнце поливало лучами нас обоих. Меня без тени - и мою тень без меня.
- Ты просто сейчас желаешь, чтобы так было, - сказала тень. - Но боюсь, так легко это не получится. У меня дурное предчувствие. Давай придумаем, как убежать отсюда, и вернемся назад, в прежний мир!
- Я не могу вернуться назад. Не знаю, как. Ты ведь тоже не знаешь, верно?
- Пока не знаю. Но узнаю, чего бы мне это ни стоило. Я хотел бы видеться с тобой иногда. Ты будешь ко мне приходить?
Я кивнул и потрепал свою тень по плечу. А потом вернулся к Стражу. Все время, пока мы разговаривали, Страж собирал раскиданные по пустырю камни и выбрасывал туда, где о них никто не споткнется.
Когда я подошел, он вытер о рубашку перепачканные ладони и положил огромную руку мне на плечо. Был ли это жест дружелюбия, или он лишний раз демонстрировал мне свою силу - этого я так и не разобрал.
- Я обеспечу твоей тени хороший уход, - сказал он. - Трехразовое питание, раз в день прогулки на свежем воздухе. Все будет в порядке. Тебе не о чем беспокоиться.
- Я смогу навещать ее иногда?
- Да, конечно, - ответил Страж. - Не всегда, когда вам захочется, но встречаться вы сможете. В нужное время, в нужной ситуации и когда сочту нужным я сам.
- А что делать, если я захочу вернуть свою тень?
- Я смотрю, ты все еще не понимаешь, куда попал, - проговорил он, не снимая ручищи с моего плеча. - Никто в этом городе не может отбрасывать тень. И никто из попавших в Город не может его оставить. Следовательно, в твоем вопросе нет ни малейшего смысла.
Так я потерял свою тень.
Мы выходим из Библиотеки, и я предлагаю проводить ее до дому.
- Никакой необходимости в этом нет, - отвечает она. - Ночи я не боюсь, а тебе совсем в другую сторону...
- Но я хочу прогуляться, - говорю я. - Если сразу домой пойду - долго еще не засну. Слишком много в голове накопилось.
Рука об руку мы движемся к югу через Старый мост. Весенний ветер, совсем еще холодный, играет на отмели с равнодушными ивами - будто пытается растормошить их, но тщетно. Резко очерченная луна неожиданно ярко высвечивает булыжники под ногами. Влажный воздух невидимыми клубами стелется по земле. Она собирает свои длинные волосы в хвост, перевязывает ленточкой и убирает под воротник пальто.
- У тебя очень красивые волосы, - говорю я.
- Спасибо, - отвечает она.
- А что ты чувствуешь, когда тебе говорят комплименты?
- Не знаю... - Она глядит на меня, пряча руки в карманах. - То есть, я понимаю, что сейчас ты похвалил мои волосы. Но ведь дело не только в этом, правда? Наверно, мои волосы разбудили в тебе нечто другое, и ты захотел об этом сказать?
- Да нет же. Я просто похвалил твои волосы.
Она чуть заметно улыбается - с таким видом, будто пытается что-то разглядеть в пространстве перед собой.
- Извини. Никак не привыкну к твоей манере разговаривать.
- Ничего страшного, - говорю я. - Скоро привыкнешь.
Ее дом расположен в юго-западной части Фабричных кварталов, на одной из улочек Заводской слободки - самого унылого и заброшенного места в Городе. Широкий Канал, по воде которого некогда сновали сухогрузы и баржи, давно уже наглухо запер шлюзы; вода ушла, и белесый ил на обнажившемся дне напоминает морщины на трупе гигантского ископаемого. Над причалами, где когда-то разгружали суда, колышется высокий бурьян. Там и сям из ила торчат старые бутылки, истлевшие детали станков, а меж ними догнивают деревянные плоскодонки.
По берегам вдоль Канала тянутся обезлюдевшие заводские цеха: двери заперты, окна без стекол, стены в трещинах, проржавевшие пожарные лестницы утопают в бурьяне.
Там, где заканчивается Канал, вереница цехов обрывается, уступая место кварталу из пятиэтажных строений. В свое время, рассказывает она, здесь было благоустроенное жилье для людей побогаче. Теперь все квартиры поделили на отдельные комнаты, в которых ютятся семьи рабочих-бедняков. Хотя большинство этих людей и рабочими уже не являются. Почти все заводы, на которых они работали, позакрывались, и сегодня их профессии никому не нужны. Лишь немногие еще мастерят бытовую утварь для повседневных нужд - только бы жизнь в Городе не угасла окончательно. Ее отец был одним из таких работяг.
Мы переходим через последний, совсем небольшой мост и прибываем в ее квартал - скопление одноэтажных домишек с нависающими железными крышами. Узкие проходы от дома к дому своими лесенками и внезапными поворотами похожи на фортификации средневекового замка.
Близится полночь, почти все окна темны. Она берет меня за руку и тащит за собой по петляющим закоулкам - так торопливо, будто мы спасаемся от гигантской птицы-людоеда. Наконец мы останавливаемся перед одним из домишек, и она прощается со мной.
- Спокойной ночи, - говорю я в ответ.
Я срезаю путь и через Западный холм в одиночку возвращаюсь домой.
Глава пятая
Глава седьмая
Карта