ЛИНОР ГОРАЛИК
Цикл
Здравствуй, племя молодое, незнакомое,
Омерзительное, словно насекомое.
Кто эти люди с глазами тучею?
Можно, я буду на них плевать?
Я притворюсь хоть навозной кучею, -
Только не надо меня клевать!
Не причисляюсь к великой рати я,
Мне незнаком ее торный путь.
Вы поднимите мне веки, братия, -
Может, узнаю кого-нибудь.
Она вещи собрала , сказала тоненько:
"Мне, пожалуй, на дорогу джин без тоника..."
Так - буффонада с моим участием,
Фарс, на живую скрепленный нить.
Я бы считала великим счастием
Что-то, в чем можно себя винить,
Что разрешимо ломаньем пальчиков,
Воплями в трубку, лицом в слезах;
Я предпочла бы кровавых мальчиков
Тем, кто стоит у меня в глазах...
Травка зеленеет, солнышко блестит.
Черный истребитель по небу летит.
Форточка делит ковер на полосы.
Серая клякса сырой луны.
Те, чьи слова не имеют голоса,
Вряд ли опасны, но как страшны!
Кто-то заходится жутким хохотом,
Кто-то скулит и ползет на плед.
Комната полнится ватным грохотом
Тех самолетов, которых нет.
У тятеньки, у маменьки
Просил солдат говядинки.
Ступай, проглот, отседова,
Не трогай наше едово!
Кто б попросил, - без страстей, без клятвия,
Не взгромождая сердечный бред, -
Я улеглась бы, раздвинув лядвия, -
В нашей провинции жадных нет.
Что ж тебе надо, нервозной деточке, -
С кем говорить? На кого пенять?
Может, еще по одной таблеточке?
Может, еще по четыре - пять?...
Сын Тредьяковского Клит гекзаметром песенки пишет.
Стих его чистым размером, свежею рифмою дышит.
Толстенький ватман исколот точками,
Фразы с зацепками на концах.
То, что когда-то казалось строчками,
Нынче болтается на столбцах.
Можно прийти к компромиссу некому, -
Скажем, немил тебе белый свет, - ...
В общем-то, незачем. Некак. Некому.
Нечего. Нечему. Негде. Нет.
ВверхНаша Таня громко плачет, -
Это что-нибудь да значит.Кажется, воздух. За жирной тиною
Бледного солнца мазок нагой.
Тех, кто дарен был такой картиною,
Не соблазнить никакой другой.
Выплюнь-ка ряску. Откинься на спину.
Воздухом влажным наполни грудь,
И, словно слизень, попавший на стену,
Вниз - по течению - тронься в путь.Птичка божия не знает
Ни хрена о тех из нас,
Кто поныне продолжает
От ее страдать проказ.Ночь - как корабль меж дневными мысами,
В ближнем отсеке поет комар.
То, что вчера представлялось мыслями,
Напоминает ночной кошмар.
Форточку нафиг. Ковер в прихожую.
Плед на балкон. Завести часы.
В зеркале морду найдя похожую,
Не увидать за спиной косы...Мы все поймем, мы обойдем
И впредь условимся.
Ведь мы не первый день живем,-
На понт не ловимся...Здравствуйте, милые , вот я выползла.
Тычусь в углы, как лесная тварь.
Чай, это травка наружу выбилась?
Мне-то казалось - у нас январь.
Я устояла, а вы, родимые?
Все отгремело, ушла беда...
Что ж вы, как школьники нерадивые,
Глазки отводите кто куда?Мы писали, мы писали,
Наши пальчики устали.
Наши пальчики свело
В белоснежное крыло...Строчка за строчкой. Строфа корежится.
Не торопись. Подожди еще.
Страх отслоится, как с ранки кожица,
Видишь, светает? Подставь плечо
Утренней сырости. Кот допрыгался, -
Влез на окно И разбил стакан...
Город очухался И задрыгался,
Неистребимый, как таракан.Крутится, вертится шар голубой.
Так бы, пожалуй , свихнулся любой.Буду возякаться с мерной рюмочкой,
Жить осторожно, ценить момент.
Ворох бумаги под старой тумбочкой -
Как неудавшийся монумент.
Все позади, хоть не очень верится.
Ручки дрожат, но должно пройти.
Что-то все как-то куда-то вертится.
Как-то все где-то на пол-пути...
АпогейСлавься, славься, наш ласковый царь.
Жертвы несем мы тебе на алтарь.Тень от окна образует сеточку.
Радостный кот за окном орет.
Матч на планете в косую клеточки
Ясен на двадцать шагов вперед.
Буквы ложатся - за строчкой строчечка.
Мозгом играет приятный хмель.
Мне бы не точку, а даже точечку -
Я бы не Землю, а сто земель..Он черным был. Не чувствовал теней.
А тени становились все длинней.Господи, я ли там раньше корчилась?
Кто там сказал - не конец пути?!
Все это сказки. Война окончилась.
Недруг повержен. Герой в чести.
Это вам, братцы, не мелочь тленная -
В избу войти там, сдержать коня...
Мой вседержитель. Моя вселенная.
Мне. Обо мне. Предо мной. Меня.
ВнизКак у наших у ворот
Перекрыли кислород...Стекла мутны, как в сыром предбаннике.
В складках постели живет зима.
Главное только - не делать паники.
Паника, детка, придет сама.
Что ты дрожишь, как похмельный пьяница?
Все образумится - вот те крест.
Все обойдется. Пройдет. Останется.
Схватит. Облепит. Сломает. Сьест.
ПеригейНочь. Улица. Фонарь. Аптека.
Я половина человека.Кто эти люди с глазами-дулами?
Можно, я спрячусь от них под плед?┘************
Давайте представим зал на четыре кресла в парчовой шкуре,
И сцену размером в площадь перед Палаццо Де Ла Кассиди,
Рояль, чей блестящий зад не уступит даже клавиатуре
В значительности, и пол, чей наклон выносится только сидя.Пусть зрителей будет три,а четвертый - дома, толкует Пруста.
Пусть кресло - второе слева - зияет пастью. Откинем завесь .
На сцене - держу пари! - непременно будет темно и пусто,
И запах сырого хлева на нас налезет и cхватит за нос.Смотри же, жестокий критик: здесь Театр Ни Одного Актера.
Здесь слиты в кровосмешеньи изгои мира - Талант и Краткость.
И много ненужных гитик твоя наука забудет скоро,
И много простых решений она обрящет сквозь эту шаткость.Садись с нами, будь четвертым, пока он роется в дебрях строчек.
Доставим парчовых кресел, нас станет восемь, а может - больше.
И в новых твоих обзорах все чаще будет вылазить прочерк,
А в новом твоем жаргоне все чаще будет встречаться "боже".
Отче нашОтче наш, иже еси на небеси,
Надень власяницу, забейся в вонючий склеп
Не жри и не спи, но долбайся челом о землю.
Вопи "Я был грешен!", вопи "Я был глух и слеп!",
И, руки воздевши, надрывничай: "Боже, внемлю!"
И жди с высоты приближения белых риз,
Вываливай душу в потоках крови и пота,
И серое небо поглядывать будет вниз
И думать : "Какой-то чудик. Чего орет-то?"да святится имя имя твое, да приидет царствие твое,
да пребудет воля твояДавай-ка придумаем веру, - ну, скажем, в нас.
Назначим Приход, разработаем план подсадки,
Обучим пророков, опишем свои Загадки,
Привыкнем отрыжку считать за Великий Глас, -
И будем царить и карать, поощрять и мстить,
И требовать жертвы, и знаками метить двери...
И все это будет нам так безусловно льстить,
Что мы позабудем, что,собственно, в нас не верят.яко на небе и на земли.
А снаружи дождь,а у нас тут кипитит чайник,
И лежат плюшки на блюде куртой горкой,
И стоит сахар, и чай наш почти горький,
И еще чашечку каждый из нас чает.
А снаружи холод, а у нас тут в тепле кошка,
И большой бублик, и мягкий кирпич хлеба.
И внутри чашки стучит, как набат, ложка.
И звонок в двери, - подумаешь, Глас с неба┘Хлеб наш даждь нам днесь,
Слепи из мякиша дом и дорогу в сад,
Костяшки пальцев вжимай в сероватый жмых.
Оставь любые заботы на пол-часа
И Хлебный Город слепи, где бы жили мы.
Слепи Ташкент и Смоленск, Истамбул и Тсант,
Нью-Ельдорадо, Итаку, Сенцово, Рим.
Слепи и сьешь. От начала и до конца.
Простая власть, а приятно, что говорить┘остави нам долги наши, яко мы оставляем должникам нашим,
А ты думал - не доживешь, а вот - дожил.
Настал час собирать дань с гадов.
Теперь они все восплачут, - "спаси, боже!"
А ты им по морде: "А ну, помолчи, падаль!"
Теперь-то ты им покажешь, как быть в силе!
Теперь-то ты их научишь искать ласки!
Теперь-то они не то, чем тогда были!
Теперь-то ты тоже говно! Разделяй, властвуй!..и не введи нас во искушение,
Ах, ну подай руку, назови киской!
Ах, ну скажи "ангел", поцелуй в губки!
Что ж ты, мой свет, скучен, отчего скис-то?
Али не рад ночи у своей любки?
Я ль тебе не ложе, с теплом, с лаской?
Что ж ты лежишь камнем, скажи слово!
Что это ты, солнце, прикрыл глазки?
Что это, милый, ревешь снова?но избави нас от лукавого┘
...И прелесть, что под звон мечей и копий,
Под звук неутомимого "hi-fi",
На фоне вагонеток в глубях копей
И седока, бурчащего "таффай...",
По небесам бегут все те же тучки,
И чер-те кем рожденные творцы
К волчице тянут пухленькие ручки,
Терзая опустевшие сосцы.
НеоконформизмНаписать не двенадцать строчек, а тридцать семь, -
Неделимый куплет с постоянным рефреном "кстати",
Говорящий о том, что, мол, други, спасибо всем,
Но война завершилась разгромом великой рати.
И закончить пассажем , бросающим другов в дрожь
И достойным навеки клеймения юной сменой:
Мол, бойцы свои жизни, конечно, не ставят в грош,
Но желательно помнить, что грош этот - неразменный.
Даже так: "Но и те, кому, в общем то, трынь-трава,
Кто отводит от памяти ретушь румян и сурем, -
Выживают по четкой стратегии "пять за два",
По садистскому умыслу самой простой из тюрем".********************
Не призрак короля в кладбищенском чаду,
Но призраки других, Горацио, живущих
Мне видятся, - не тех, кто будет в райских кущах,
А тех, кому гореть в аду, в аду, в аду!
Мне видятся они - с прищуром умных глаз,
С походкой королей, с бесстыдством попрошаек,
Мне чудится их смех, - как визг собачих шаек,
Мне видится их мир, как узкий грязный лаз.
Горацио, они страшнее мертвецов,
Они истлели в прах , но ходят, смотрыт, дышат.
Они толкают тьму - и руки их колышут
Офелии моей повешенных гонцов...
Интермеццо(adajio, piano)
Остается двенадцать нот до конца адажио, и рука
Дирижера уже занесена над пюпитром, и кларнетист
Полон воздухом и готов дохнуть, и подрагивает щека
Скрипача; тень арфиста выгнута, и контур ее когтист,(presto, forte)
Пианист добегАет пальцами и уже готов нападать опять,
Контрабас под смычок подставился, словно жертвенный бык под нож,(fortissimo)
И скрипачка двигает губками, словно рыбка: "Четыре..Пять", -
И ныряет.(pause)
И мир взрывается, и оркестр бросает в дрожь:
Этот звук - почти какофония, он рождается сам собой,
И фигуркам в лесу пюпитровом ни за что им не овладеть,
И смешны их смычки и дудочки, их валторна, рояль, гобой,
Слишком резкие тел движения и попытки стучать, гудеть...
Это музыка, просто музыка, на законах поставлен крест,
Воздух рвется и и плещет брызгами, как взбешЕнное существо...(adajio, piano)
Дирижер наклоняет голову, расслабляется, - и оркестр(pianissimo)
Возвращается к главной теме, и не было ничего.