В честь цветов

          — Послушай, Вадим! — обращается ко мне Олег Сакмаров. — А нет ли у тебя возможности как-нибудь выйти на Мураками и пригласить его к нам на концерт?
          Дело происходит за завтраком в кафе, перед стартом в Камакуру. Я чувствую, как загораюсь идеей. Она посещала меня и раньше, эта идея, но как-то вяло и вскользь. А тут рука сама потянулась к телефону — обзванивать знакомых славистов, спрашивать, искать... Кто-то из них с писателем знаком, я точно помню. Или знакомы чьи-то знакомые. Были такие разговоры. Конечно, времени совсем мало, всего два дня, да и неизвестно, в Токио ли он вообще — но чем черт не шутит...
          — А что? — развивает мысль Сакмаров. — Он ведь старый рок-н-ролльщик. Он космополит... Ему должно быть это интересно!
          Борис скептически покачивает головой.
          — Нет, — говорит он. — Не будет ему это интересно. Что такое нынешний «Аквариум» на сцене? Это довольно заурядный роковый мэйнстрим. Вот еще лет пять назад, когда у нас был русский народный аккордеон, можно было о чем-то говорить. Но та музыка кончилась. А сейчас мы даже толком не импровизируем. Русским это еще интересно, а вот со стороны...
          Хорошо понимая, что недовольство собой присуще всякому творческому человеку, я все же внутренне соглашаюсь. Слишком уж много разной музыки послушал за свою жизнь этот охотник за овцами, чтобы так легко его было удивить русским роком. Прячу телефон обратно в карман, допиваю кофе. Сакмаров тоже особо не спорит, и разговор у них перекидывается на струнный квартет, который хорошо бы подключить к концертному составу.
          — А сколько японцев придет? — спрашивает Борис, возвращаясь к сегодняшним делам.
          — Джимми сказал, что около половины.
          — И кто они?
          — Да разные... Студенты, слависты, просто интересующиеся...
          Музыканты начинают вспоминать об американских гастролях. Какая публика была в каком городе. Где люди не прятали эмоций, а где чопорно сидели по своим местам, где включались сразу, а где очухивались и прибегали к сцене уже на самой последней песне...
          — Здесь не стоит ожидать многого, — говорю я. — Наверняка будут дисциплинированно сидеть и вежливо хлопать.
          — Ничего, — говорит Борис. — Лишь бы пришли.

          Пятитысячные билеты на первые ряды были распроданы полностью. Ряды подальше пользовались меньшей популярностью. Дешевый балкон вовсе пустовал.
          Я ушел в самый зад. Терпеть не могу слушать живой рок-н-ролл сидя и неподвижно. От дверей не так хорошо видно, но зато никто не мешает оттягиваться. И сам не мешаешь тем, кто хочет слушать культурно.
          Систематизаторы и летописцы вправе спросить: а где список исполненных песен? Что им ответить... Назову первую: «Стучаться в двери травы». Как только они ее начали, ощущение времени и пространства покинуло меня и возвращалось лишь спорадически.
          В одно из таких возвращений я обнаружил, что рядом со мной оттягивается еще человек пять. Ближайший из них со всей дури хлопал меня по спине и протягивал бутылку пива.
          — Меня Тимофей зовут!!! — проорал он, когда бутылка вернулась к нему обратно. Играли, кажется, «Полярников».
          Я тоже представился. Тимофей величественно обвел весь зал рукой и сказал:
          — Это отморозки. Они не понимают.
          После этих слов он присел, порылся в сумке и добавил:
          — И пиво кончилось.
          Сказав это, он исчез за дверью. Начиналась «Аделаида». Кстати, я оказался далеко не одинок во мнении, что обе студийные версии — и старая, и новая — в подметки не годятся той, которая исполнялась вживую. Это было колдовство и сплошной катарсис. Бывают песни, не принадлежащие своему времени.
          Вынырнув опять из катарсиса, я увидел, что число оттяжников достигло двух десятков. Они подбегали друг к другу, знакомились, братались и оттягивались дальше. Среди них были и местные.
          — Тимофей! — сказал я. — Сейчас идет спокойная песня, а как начнется поживее, мы берем всю эту братию и двигаем к сцене. Понял?
          — Конечно, — кивнул Тимофей, уже готовый на любые подвиги. — Всем покажем!
          Я заручился поддержкой еще нескольких и хотел вербовать новых бойцов — как раздались первые риффы «Таможенного блюза». Этого оказалось достаточно — народ безо всякой команды ломанулся к сцене, по пути увлекая за собой тех, кто еще сидел, но больше уже не мог. Через минуту все пространство перед сценой было заполнено разношерстной толпой из местных и неместных. Тимофей снова исчез, а когда вернулся, то нес с собой бутылку вина и целую пирамиду пластиковых стаканчиков. Вся тусовка получила по братскому глотку, и Тимофей заорал мне на ухо:
          — Какой кайф, что ментов нету!!!
          Во второй своей половине концерт был таким, каким и подобает быть рок-н-ролльному концерту.
          «Но я рад, в этом городе есть еще кто-то живой...» — пел Борис.
          — Есть, Боря, есть! — орал я. — Вот они все тут!..

          — Вадька, спасибо, что сгоношил народ! — сказал мне Борис после концерта, когда я привел всю эту шоблу к нему за автографами.
          — Да это тебе, Боря, спасибо, — говорю я. — Ты мне сегодня бальзам на душу пролил. Ты ведь спел «Ёсивара» через «СИ»!
          — Ну конечно, — говорит Борис. — Я же учусь! Я совершенствуюсь...
          Кстати говоря, когда Рубекин, настроив свои клавиши «под кото», играл вступление к «Цветам Ёсивары», стоявший рядом со мной пожилой японец узнал в этой мелодии окинавскую народную песню, о чем сразу же мне и сообщил. Потом я рассказал об этом автору, и автор немедленно согласился.
          — Как? — удивляюсь я. — Ведь песня была написана в Японии! Еще до того, как ты накупил здесь местной музыки.
          — Совершенно верно, — кивает автор. — А потом я эту музыку послушал и изменил в мелодии одну-единственную ноту, которая все и определила.
          Вот ведь как...

          На втором, воскресном концерте я решил побольше фотографировать. К сожалению, удачных снимков получилось меньше, чем хотелось бы. Пока я пропадал с камерой на краю сцены, активная часть публики отплясывала по бокам зала и ближе подходить не решалась. Когда же я, наконец, подумал, что пора бы подтянуть народ к сцене и это дело заснять, группа раскланялась и ушла. Народ тут же собрался у сцены самочинно, стал хлопать, музыканты вернулись — но оставалось уже совсем немного, песен пять. Как признался сам Борис, «утренники» им приходится играть очень и очень редко. Как правило, такие ранние концерты несколько отличаются от вечерних — как по исполняемому репертуару, так и по типу взаимодействия с публикой. В этот раз репертуар разнообразил Вертинский и несколько лирических песен вроде «Фикуса».

          Уже прощаясь в аэропорту, два представителя ритм-секции задали нам с Джимми риторический вопрос:
          — Вам понравилось?
          Мы даже не знали, как ответить. Улыбнулись только.
          А когда они уходили от нас на посадку, я подумал вот что. Я подумал, что в следующий раз ничьих мнений слушать не буду. В следующий раз я из под земли выкопаю Харуки Мураками и силой приволоку его на концерт «Аквариума». Он обязан эту музыку услышать. Он поймет.