Сфера лампы

          «Я вижу свет, и значит он здесь».
          Это из песни «Горный хрусталь», которая открывает собой альбом «Территория».
          На первый взгляд, строчка совершенно загадочная. Человеку со стороны невозможно понять, кто такой «он». Крайне трудно догадаться, что за намек спрятан в этом коротком местоимении. Здесь требуются комментарии.
          Поэтому объясняю. «Он» — это Марк Соломонович Брикман. Когда он здесь, то виден свет. А если, не дай бог, Марк Соломонович не пришел, то никакого света не будет. Марк Соломонович Брикман — это штатный осветитель группы «Аквариум» на протяжении последних семи лет.
          Хотя неправильно говорить «осветитель». Худо-бедно осветить — это любой сможет. Правильно говорить «художник по свету».
          Я счел необходимым написать об этом человеке, потому что он совершенно неизвестен широкой публике. Музыканты видны всем со сцены, фамилия звукооператора появляется на обложках альбомов, имя менеджера тоже время от времени упоминается в сетевой и бумажной прессе — и только художника по свету как будто и не бывало. Между тем, когда «Аквариум» виден целиком и компактно, то именно этот человек, похожий одновременно на библейского патриарха, британского полшкипера и сказочного гнома, моментально притягивает к себе внимание. Необыкновенно жаль, что из зала его не видно. Хотя, может, так оно и правильнее.
          До прихода в «Аквариум» Марк Соломонович всю свою творческую жизнь проработал театральным художником по свету. В самых разных театрах и с самыми разными режиссерами. О рок-н-ролле имел только самое общее представление, об «Аквариуме» — и того меньше. Слышал только песню про город золотой, да и ту краем уха. Поэтому поначалу ему приходилось непросто. И, чтобы проникнуть в суть этой новой для него музыки, он поступал так. Если группа играла в маленьком клубе с немудреным освещением, то он просто фиксировал все приборы в одном положении — а сам пробирался к сцене и отплясывал там вместе с публикой, старательно пропитываясь рок-н-ролльным духом. И очень скоро такая тактика принесла свои плоды.
          — Это был двенадцатый по счету концерт, — вспоминает он. — Я стоял в своей будке, шла какая-то песня — и наконец я почувствовал! Почувствовал — и запел! Запел пальцами, аппаратурой своей запел, светом. И вдруг слышу: в зале овация! И понимаю: овация-то не Борьке! Это мне овация! И как только я это понял, так сразу: ч-ч-ч!... песне на горло. Потому что ведь на самом-то деле так быть не должно — овации, конечно, должны идти лидеру. Но главным было то, что тогда я впервые этим делом по-настоящему проникся. Запомнил историческую дату и с тех пор ее с ребятами отмечаю.
          Я услышал этот рассказ вечером после концерта и вдруг подумал, что на концерте совершенно не обращал внимания на работу осветителя — настолько она была незаметной и какой-то естественной. И еще подумал, что вот так-то, наверное, и проявляется высшее мастерство. Поделился этим соображением с Марком Соломоновичем. Он засмеялся:
          — А ты как думал? Борька случайных людей не держит. У него каждый свое дело знает лучше всех!