- А вы брали интервью у членов секты?

- Я занимаюсь этим сейчас. Мне их очень жаль. Люди эти молоды, большинству нет и 30-ти. Это очень серьезные люди, идеалисты. Они всерьез размышляют об устройстве мира и о системах человеческих ценностей. Я родился в 1949-м и был студентом в 60-х, во время революций и контркультуры. Мы тоже были идеалистами, наше поколение, но это прошло. Пришла "бабл-экономика" (т.н. "экономика мыльного пузыря", возникающая в рез-те колоссального массового перепроизводства и характерная, по выражению самого Мураками, "переведением-всего-на-дерьмо", пример см. здесь. - Д.К.). И эти молодые люди чем-то похожи на нас - такие же идеалистичные и неспособные вписаться в систему. Никто не принимал их за своих, и поэтому они ушли в секту. Они рассказывали мне, что деньги для них ничего не значат. Они хотят чего-то более ценного, более значимого для себя. Чего-то духовного. И это вовсе не плохо. Но никто не предлагает им того, что они хотят, это может только секта. У них нет системы внутренней самопроверки, чтобы самим решать, что хорошо, что плохо. Мы не предложили им таких систем. И я думаю, здесь наша, писательская вина. Если я расскажу вам хорошую историю, эта история предложит вам систему ценностей, которой вы можете воспользоваться, чтобы судить - что хорошо, что плохо. В моем понимании, рассказать вам историю - значит поместить вас в чужую шкуру. На свете огромное количество разных шкур, и когда мы влезаем в очередную из них, мы всякий раз смотрим на мир еще чьими-нибудь глазами. Мы всегда учимся чему-то о мире вокруг нас из хороших историй, серьезных историй. Но этим людям никогда не предлагали хороших историй. И когда Асахара, гуру Аум, предложил им свою историю, она связала их своей силой по рукам и ногам. Да, Асахара сам обладает определенной силой, направленной в Зло - но дело тут именно в силе истории, которую он им предложил. Мне очень обидно за них. Мы должны были дать им хорошую историю, вот я о чем...

- В "Хрониках заводной птицы" у вас есть один интересный персонаж, Нобору - этакий "ученый муж" от масс-медии, который очень эффектно рассуждает по телевизору о политике и экономике, но сам ни во что не верит. Он всегда говорит лишь то, что стратегически выгодно на данный момент. Что вдохновило вас на его создание?

- Телевизор... (смеется). Вообще, я его почти не смотрю. Но посидите перед экраном с утра до вечера всего один день - у вас самих в голове легко возникнет подобный образ! Такой человек красноречив, но очень мелок. Внутри у него - пустота. В Японии очень много подобных персонажей, и в Штатах тоже. В Японии же таких особенно много среди националистов. При встрече с такими людьми я всегда ощущаю какую-то опасность. Мы можем над ними смеяться, но опасными они от этого быть не перестают.

- Вас пугает фашизм или что-нибудь вроде этого?

- Слово "фашизм" здесь не подходит, скорее - национализм и ревизионизм. Эти люди говорят во всеуслышанье, что не было никакой Нанкинской резни, и что проблема "комфорт- леди" высосана из пальца ("комфорт-леди" - эвфемизм для обозначения тысяч китайских и корейских женщин, угнанных во время войны в сексуальное рабство для нужд Императорской армии. - ДК). Это очень опасно. Два года назад я ездил в Маньчжурию и посетил там несколько деревень. Жители этих деревенеь говорили мне то и дело: "А вот здесь японские солдаты зверски замучили шестьдесят или семьдесят человек". Мне показывали места массовых захоронений - они и сейчас там есть. Такие факты слишком шокируют, чтобы чтобы кто-то мог так просто отрицать их, - однако эти люди отрицают. Можно двигаться сколько угодно вперед, но нельзя забывать прошлое. Мы вовсе не должны быть связаны этим прошлым по рукам и ногам, но помнить прошлое необходимо - вот в чем разница.

- Вы говорите, в вашем творчестве очень важно именно сочинительство. Местами ваши истории звучат совершенно реалистично, а иногда они же вдруг становятся очень... метафизическими.

- Я пишу мистические истории. Сам не знаю, почему я так люблю все мистическое. В жизни я реалист. И ни во что не ставлю все эти мифы Новой Эры - реинкарнации, сны, Таро, гороскопы... Просто не верю таким штукам ни на йоту. Я просыпаюсь каждое утро в 6 и ложусь каждый вечер в 10. Каждый день бегаю по утрам, плаваю в бассейне и ем "здоровую" пищу. Я ужасный реалист. Но когда я пишу - я пишу мистику. Это очень странно! Чем серьезнее то, о чем я хочу сказать, тем больше там мистики. Соберусь написать о реальности общества и мира - а выходит нечто потустороннее. Меня многие спрашивают, в чем тут дело, а я не могу объяснить. Но еще когда я брал интервью у тех 63-х человек, я обратил внимание: все они были очень прямодушные люди, обычные и вполне среднестатистические. Однако в их рассказах то и дело упоминалось что-нибудь сверхъестественное. Все это очень интересно.

- А вы сами когда-нибудь сидели, как ваш герой Тору, на дне высохшего колодца?

- Нет. Но меня всегда привлекали колодцы, и очень сильно. Стоит мне где-нибудь заметить колодец, я непременно подхожу и в него заглядываю.

- А сами как-нибудь решились бы спуститься в один из них?

- О, нет, нет...

- Слишком страшно?

- Слишком страшно... Я читал несколько историй людей, который проваливались в колодцы. Одну из них написал Джон Карвер -
о мальчике, который провалился в колодец и провел там целые сутки. Замечательная история...

- Но Карвер - очень реалистичный писатель...

- О да, очень. Но меня как писателя интересует человеческое подсознание. Я мало читаю Юнга, но в его вещах есть некое сходство с моими. Только для меня подсознание - terra incognita. Я не собираюсь это анализировать - а Юнг и все эти люди, психиатры, вечно анализируют природу сновидений и ищут скрытые значения в чем ни попадя... Я так не хочу. Я просто воспринимаю это как объект целиком. Может, это и есть метафизика - но, мне кажется, я умею правильно распоряжаться своей метафизикой. Хотя иногда это даже опасно - постоянно удерживать свою метафизику под контролем. Помните сцену в отеле с призраком? Мне всегда нравилась история об Орфее, о его путешествии в ад. И та сцена построена во многом на истории Орфея. Когда перед тобой Царство Мертвых - и ты входишь туда на свой страх и риск. Мне кажется, что я, писатель, знаю, как это нужно делать. Уверен, что смогу... Правда, для этого нужно время. Когда я только начал эту книгу, я писал и писал каждый день. И однажды пришла эта Темнота - и я вдруг понял, что готов войти туда. То есть, понадобилось время, чтобы достичь этой стадии. Нельзя сегодня начать что-то писать - а завтра уже войти в тот мир. Нужно изо дня в день терпеть и много работать. И - уметь концентрироваться. Последнее, пожалуй - самое важное для писательства. Я тренировался много дней подряд. И здесь нужны именно физические силы. Многие писатели это презирают! (смеется)... Они слишком много пьют и слишком много курят. Я их не критикую, просто для меня физическая сила - решающий фактор. Люди не верят, что я писатель, потому что я бегаю по утрам и плаваю каждый день. Они говорят: "Ну, какой же это писатель!.."

- А вам самим не страшно, когда вы описываете все эти ужасы?

- Нисколечко!

- Что, даже в сцене, где Зло пробирается в номер отеля, чтобы настичь Тору? Или когда с солдата снимают кожу живьем? Неужели эти сцены вас никак эмоционально не трогали?

- Ладно, сдаюсь!.. Конечно, страшно. Когда я писал это, я был там. И знал, чего ожидать от этого места, очень хорошо знал. Я умею ощущать темноту. Различаю странные запахи. Если кто-то всего этого не умеет - он не писатель. Писатель должен чувствовать это кожей. Поэтому когда с солдата снимали кожу, это было... Это был такой кошмар, что не передать. Я не хотел всего этого описывать, поверьте - но пришлось. Я чувствовал себя ужасно, когда это писал, - но для повествования эта сцена была необходима. Этого не избежать. Слишком большая ответственность.

- Выходит, именно то, что вам страшнее всего описывать, и становится мишенью, за которой вы охотитесь?

- От этого никуда не деться. Как говорят в Японии, "хочешь поймать тигренка - полезай в тигриное логово".

LAURA MILLER versus HARUKI MURAKAMI
Перевод с англ. и комментарии -
Юлия и Дмитрий Коваленины