Я знаю: я могу быть любым. Через все, куда бы ни погружало меня Судьбою - а ведь не сам я выбираю себе, - я просачиваюсь, не понимая, зачем мне там оставаться. Я мог бы остановиться где угодно, и поэтому нигде не задерживаюсь. Я остаюсь - но лишь осадком тщательно смолотого кофе, и запах мой не наполняет собой дольше каких нибудь судорожных трех минут.
Любая мысль моя замыкается на саму себя: она круглая. На одном боку у нее "Да", на другом "Нет", и так, громыхая всем этим, она закатывается скорее всего куда-нибудь в угол, - я лишь знаю, что вот она была где-то здесь, все в порядке, да и Бог с ней.
...Сейчас тебе хочется отвесить низкий поклон Реальности: она никогда не старалась, чтобы твои идеи хоть как-то сходились с нею. Оглянувшись, ты вдруг понял, что все, чем занимался годами, было именно попыткой выкопать, выковырять из нее, выдрать с мясом те куски, которые тем или иным боком подходили к твоим настоящим мыслям. Может, оттого и было как-то особенно не по себе, когда вдруг натыкался на отвоеванное в драке с нею Свое - у кого-то, помершего на краю света лет этак пять тысяч назад. В чем же было дело? Никто ведь не отнимал у тебя твоих мук, с которыми было рожать тебе же самому обрубки твоих же теорий из ошметков твоих же ощущений. Никто ведь не был виной тому, что ты не первый во Вселенной понял какие-то элементарные вещи...
Но с некоторых пор ты стал неосознанно дергаться всякий раз, когда даже ненавистную тебе Реальность пытались ставить в стойло той или иной Идеи... Их было много - даже на твоем веку - таких идей, и ты до сих пор не видишь ни одной, не придуманной тобою, которая покорила бы тебя полностью. Были те, что казались тебе симпатичными, и какие-то вещи ты до сих пор считаешь своими, но... Волею простого случая не выросший фанатиком, как-то раз ты понял, что даже в приверженцы вряд ли сгодишься. От накатывавшего беспробудного цинизма ты, перепугавшись, бежал куда глаза глядели - и вот в итоге добегался.
И был Восток, и так было долго, и лишь теперь ты видишь причины столь затянувшегося периода. Переболев, ты сложил все основные камни в свою ирреальную мозаику, и теперь с тревогой и трепетом ждешь, когда придет время и для ее разрушения.
Я уже знаю: миг, когда случится это, станет мигом, когда рухнет стена между
нами; тогда, наконец-то, мы сможем говорить друг с другом и - кто знает?
- может быть, мы, наконец-то сольемся с тобой воедино.
Смотрю налево, смотрю направо. Идеи взращивают, идеями
вооружаются. Одни делают то или другое, чтобы переделать
Реальность. Другие - дабы защититься и уйти от нее... Творит человек,
мучается. Каким прекрасным светом изнутри сияет лик его, отрешенного
от суеты. Пока длиться сам процесс рождения, пока не отошли воды от
новорожденной Идеи, человек любит: он бесконечно глубоко и с болью
пытается дышать, вбирая в себя весь мир; он разочаровывается -
искренне, радуется - полной грудью, он жив.
И вот настает миг, когда младенец издает первый самостоятельный писк. Человече
в шоке: он впервые задается вопросом - "НУ И ЧТО ТЕПЕРЬ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?"
Оглядывается вокруг и - самое страшное - начинает творить то, что и все
остальные родители: подчинять своему дитяте весь остальной мир...
Вы никогда не замечали,
что младенцы сильнее всего способны очаровывать именно бездетных людей?
Именно они, помимо обалдевших от счастья родителей, могут часами сюсюкать
над чужим чадом, восхищаясь "мудростью природы", выраженной в пухлости
там и хрупкости здесь, забаловывая окончательно и без того "опупевшее"
во всех смыслах дитя...
Но довольно образности. История
хранит достаточно примеров того, как Идея одного вполне порядочного индивида
начинает творить страшные дела, будучи вываленной на массы. Единственной
виной (хотя и не малой) родителя, видимо, было потакание своей Идее даже
тогда. когда она и так вышда из-под контроля.Любовь слепа, родительская
- тем более. Претензия на универсальность собственного видения всегда была
обречена на скепсис родителей других философий, и поэтому оружие применялось
вполне смертельное, дабы выполоть только все сорняки и утвердить Исключительно
Свое..
И здесь совершенно не важно,
где географически зародилась та или иная Система Измерения. Самое страшное,
когда наступает летящее чувство уверенности в себе. Без сомнения -
и крах неизбежен.
"Боже, упаси меня от правоты.
Правый человек - глух, правый человек - слеп. Правый человек - убийца."
А Восток?..
Одной из самых великих хитростей
буддизма была его кажущаяся безыдейность. "Это никакая не философия, никакая
не религия. Это лишь учение о бесконечном движении и изменении жизни"...
Ну, во-первых, само понятие
учения претендует на Правоту. И в этом не сомневается. В известном смысле
ловко вывернулся Ричард Бах, завершив свои"Иллюзии" сакраментальным: "Может
быть, все в этой книге - неправда"... А ведь конкретно по Дзэну шел. Только
под конец... Тесно стало, что ли?
Во-вторых, уловки подобного
рода предпринимались и всякими прочими "структуралистами". Автор этих строк
сам когда-то предпринимал искренние попытки убедить заезжих янки в истинности
имено диалектического подхода, особенно - в его центровой позиции по отношению
к прочим методам познания. На тарелке с какой-то брюквой, помню, ягодки
раскладывались по краю, а в середину кольца помещался некий персик, символизировавший,
соответственно, первичность Истинного Учения, очень вежливо допускающего
существование всякой прочей мелкой ягодицы. Почтительны были и отстраненно
взиравшие на сей натюрморт лица гостей, взращенных на вольных хлебах и
на подлинном фруктовом изобилии...
И в-третьих...
После
года ТАМ мысль, до того лишь исподволь стучавшая в мозжечок, вломилась
внутрь, уже не спрашиваясь, притворилась концепцией - и пока весьма уютно
чувствует себя эдакой калькой для наложения на действительность. Черви
сомненья насквозь прогрызли и без того обветшалое:
А ПОЧЕМУ, СОБСТВЕННО, "ВОСТОК
- ЗАПАД?"
Вглядимся во всеобщее -
каждый из своей телеги. Запад больше не хочет оставаться Западом,
Восток - Востоком. Каждому тесно в себе, все закисли в собственных крайностях.
Идея
и Реальность с каждой из сторон: перевернутое тождество. Если Идея
европейцев исторически долго увязла в безысходности от деспотии Мессии
над затюканными, вечно судимым сверху индивидом - то уж они и постарались
обеспечить себя наиболее полной, к настоящему моменту, практической демократией;
именно у них - более, чем у кого-либо, возможностей для декларирования:
"Моя свобода размахивать кулаками кончается там, где начинается нос
моего соседа". Шарахнувшись от тоталитаристских заповедей Моисея, ницше,
бодлеры и прочие певцы Экзистенса всего за несколько поколений так расшатали
рамки понятий о Долге одного перед миллионами, что у последних только нули
врассыпную брызнули: церковь содрогнулась и отделилась от государства де-факто.
"Аз ведь действительно есьмь," - вдруг проняло западного человече -
с чем его и поздравим.
Что же "на том берегу"?
Вакансии боддисатв, гарантированные
- "стоит лишь постараться" - каждому гуманоиду с грязными пятками. Все
зависит от тебя самого - это ли не свобода личности?.. В реальности же
- по всей истории: касты Индии, вбитость каждого в свою коровью лепешку
в конфуцианстве Китая с Кореей, и вот уж ныне - японский апофеоз охлократической
гиперэкономики (На 1989 год. Сегодня по этому
апофеозу - траур, что лишь доказывает... и т.п. - Д.К.).
Или у меня едет крыша, или
это - Закон Природы...
Они действительно веками
противоречили друг другу, показывали фиги и подстраивали взаимные бяки
- двое сорванцов, брат с сестренкой, растущие вместе в одной семье. Реальность
- с Идеей. Восток - с Западом. И наоборот.
После зрелых размышлений
все-таки приходишь к тому, что тело как таковое нужно человеку лишь для
защиты собственных мозгов. С одной стороны - проблемы, с другой - кайфы
мозговой коммуникации между индивидами, по сути - не более чем суета вокруг
попыток выскочить из той формы доспех, лат, брони, которые положены ему
природой для данного этапа развития процесса деградации его физиологии.
Мозги, значит, вперед, а все бренное, телесное... Одна за другой отпадают
необходимости в тех или иных функциях бреннного тела - острых
зубах ( у японцев, например, из-за сверхмягкой, "суперкачественной"
пищи с некоторых пор кривые зубы стали чуть ли не национальной особенностью),
мясистых ногах (самое вкусное мясо у нашего брата сегодня - наверное, задница),
зорких глазах и т.п...
Всяк сущий язык смешивается,
нации сваливаются в кучу, и если эскимос пока никак генетически не хочет
давать потомства в союзе с кот-д"ивуарским негром, то будем надеятся,
что они все-таки смешаются как-нибудь позже через кровя посреднических
племен.
Государства всяких видов
- кто побыстрее, кто поленивее - начинают (или, я все-таки верю, начнут)
гарантировать на деле физиологическую неприкосновенность личности,
и вообще сдвигают все проблемы Защиты в сферы морально-идейных или
же морально-психологических трений со своим каждым отдельно взятым гражданином.
Это отнюдь не упрощает задачу Защиты, но заметно двигает области приложения
сил прочь от физиологии - к мозгу как таковому.
Безусловно, последним связующим
звеном между явно отмирающим Первым и восходящим ко все более воздушным
абстракциям Вторым, остается секс. Из вышеизложенного может неплохо вытекать,
что секс также способен перейти в область чисто мозговых коммуникаций;
как ни жаль осознавать нам это сегодня, нам это все равно не грозит. Там
будут свои прикосновения, свои рецепторы и свои оргазмы, о которых мы можем
говорить пока лишь облизываясь. Да и жалеть, видимо, глупо - "зелен виноград"...
Но и это будет жить лишь
какое-то определенное Природой время. И время это кончится, когда сама
необходимость защиты мозга от схожести с соседом-индивидом вылетит в трубу.
Как отпали все наши плавники, жабры, хвосты и прочие волосатости, необходимые
когда-то в борьбе за место под солнцем. Выглядеть это будет... Трудно сказать,
как, но лемовский Солярис встает перед глазами довольно отчетливо.
Океан?..
БЕСХВОСТОСТЬ - БЕЗЗУБОСТЬ
- БЕСПОЛОСТЬ - БЕСТЕЛЬНОСТЬ - БЕСЦЕЛЬНОСТЬ...
И капитальная одинокость.
Анекдот XXVIII
века:
"Встречаются
две капли в море: - Может, квакнем?"
ИДУ НА ТЫ...
Ты, читающий меня сейчас, - с удивлением от сходства собственной мысли
с чужою, или с ухмылкой превосходства от узнавания себя давно минувшего,
- ты, кого я бесконечно не знаю... Женщина, прорыдавшая ночь у меня на
плече, или Ты, Кем Я Ни За Что Не Стану, - не спрашивайте меня, зачем я
пишу это, как не спрашивайте самих себя, зачем вы это читаете. Страх вдруг
нащупать ответ всегда будет держать нас на расстоянии - от самих себя -
на длину нашей же вытянутой руки.
Но я все-таки пустился
в этот путь, хотя давным-давно мы все словно бы договорились (назовем это
"нашей доброй традицией") обвинять во всем нашем мычании Слово... Боже,
как мелочно это занятие! Да в чем же вина этих бездушных кирпичиков, этих
безмозглых мурашек, лишь волей какого-то невидимого им архитектора принимающих-создающих
те или иные формы муравейников-надгробий в чью-то честь?
Но слова не способны терять
смысл. Благодаря нам же самим они лишь могут возвращаться в свое изначальное,
в свою бесцветность. Это вовсе не означает бессилия, как кажется поначалу.
Но - с непривычки ли, от вековой ли утраченности ощущения собственной многогранности,
- могут запросто опуститься руки при виде того, как рушатся сами Способы
Объяснения этими же словами своей роли в круговерти отношений: "Я - Не
Я", "Внутрь - Наружу", "Логичное - Красота"... Морщась от боли, мы принимаемся
спрашивать себя - обломками старых же слов! - а что же осталось, и кому
же нужны эти муки? И вот тогда все приходит в настоящее движение. В какой-то
миг - самый трудный, наверное, - кажется, что лучше уйти совсем. Мига этого
мы до шока пугаемся однажды, и не всякий проходит через него, чтобы полюбить
то, чего раньше боялся издалека - сам Абсурд Человеческого Бытия, не поверяемый
ни одной идеей на свете.
Но пока мы боимся Его, покуда
строим свои великие объяснения - из чистого страха осознания бесполезности
Мысли для Познания как такового, - мы никогда не выберемся из круга, замкнутого
Природой на единственном вопросе - "Зачем?".
Зачем, выходя из одной Схемы,
тут же приниматься чертить другую? Мысль, Идея, Концепция... Продукты такого
рядового, по сути, обслуживающего органа, как мозг - кладовщик, швейцар,
вахтер при наших никогда не повторяющихся само-осязаниях.
Осязать собственные чувства:
"Все, Зачем Все", - это зачем?
Да не затем ли, чтобы всю
дорогу лищь как можно глубже, полнее, совершеннее вычерпывать эти бездонные
от природы Возможности Ощущать, данные нам самым естественным и не нуждающимся
в объясненьях путем - из самого факта рождения...
И - выбирать.
Не из "логично - абсурдно",
ибо все - Абсурд изначально, и слава Богу.
Не из "истинно - ложно",
ибо дайте, наконец, людям возлюбить друг друга, не требуя взаимности.
И даже - прости меня, Господи!
- не из "доброго - злого", ибо все рассыпается в самых разных интерпретациях,
как только совершен Необратимый Поступок, и теряет прежнюю точку отсчета.
Выбирать: из "тепло - холодно"
и всех оттенков между, да еще в движении наслаждаться разницами температур.
Из "жестко - чуть слышно",
и говорить при этом самыми кончиками пальцев с тем что может стать твоим
лишь постепенно.
И, балансируя между "еще
не" и "недо-", - понять, наконец, это проклятое счастье от совершенства
своего Одиночества.