БГ в Японии, март 1999 г.День Первый | |||
|
«А третий хотел дойти ногами до неба...» |
Третьим был Каневский. Человек, заваривший всю кашу, не донес своей ложки до рта. Ослабевшей рукой он похлопал нас по хребтам, пожелал удачи и благословил на святое дело. Вот и весь сказ.
Самый быстрый паровоз несет нас в аэропорт Нарита. У меня в руках банка пива «Yebisu», у Митьки — купленый ради такого случая сотовый телефон. Дьявольская машинка не умолкает ни на минуту. Звонит Кимура, уточняет насчет гостиницы в Киото. Звонит корреспондент из NHK, договаривается об интервью. Звонит Кот, жалуется на сложности с записью предстоящего концерта. Митька хочет отхлебнуть у меня пивка... но тут прямо из посольства звонит высокопоставленный дипломат N, требует митькину личную печать на билет — для гарантированной посадки на лучшие места. Митька пытается объяснить дипломату, что такое рок-н-ролл, но у него не получается.
— Прикидываешь, Митька? — мечтательно говорю я, отрываясь от банки. — Мы едем встречать Боба!..
— А ну его на хер, — мрачно отвечает Митька. — Он меня уже достал.
Ну, если честно, Смоленский достал меня еще сильнее. Восторг трехмесячного носорога, впервые увидавшего бабочку, так и пер у него изо всех щелей. Несчастные полдюжины мотивчиков из «Аквариума», которые он вызубрил на губной гармошке и пиликал всю дорогу в паровозе, заставляли рыдать невинных японских детишек и старух, переживших Хиросиму. Более загробного звучания любимых доселе мелодий я не слышал с рождения. В аэропорту мое терпение лопнуло. «Можно хоть раз в жизни спокойно?!?» — заорал я. Лишь после этого он спрятал орудие пытки в карман и какое-то время молча толпился вокруг.
Рано я радовался. Не успели Борис с Ириной появиться в зале прибытия, как этот Сосуд Вселенского Счастья подкатился к ним и, распираемый сознанием величия сцены, начал глушить японский аэропорт «Русской Нирваной», как рыбу динамитом.
Борис Борисович внимательно оглядел нас с ног до головы, немного подумал — и решительно протянул руку для знакомства.
Предложенную тут же банку кока-колы с иероглифами на боку он некоторое время разглядывал, потом откупорил, сделал глоток и произнес:
— Да!.. Чувствуется аромат древней культуры!..
Снова паровоз. Сначала простой, потом еще один самый быстрый и один
совсем медленный. План нехитрый: не давая гостям очухаться и не
показывая им ничего, кроме вагонного окошка, довезти их туда, где
верняк. В то единственное место, где только и можно на полную катушку
ощутить родину этой самой культуры — а не урбанистическое царство
технократии. Называется это место
Нара. И разговор о ней отдельный.В Наре нас встречает Алла, знакомая нам лишь по Сети. На столе — борщ, холодец, блины-пироги и прочая ностальгия. Мы с Митькой радостно потираем ладошки и пускаем слюнки. Борис Борисович выглядит разочарованным. Он растерянно оглядывает все углы и риторически вопрошает:
— А где же сакэ?..
Бутылка «Бордо» 1979 года примиряет его с действительностью на те полчаса, что Митька с Аллой бегают за сакэ и сусями. Но еще до их ухода мы успеваем наполнить бокалы и выслушать Первый Тост:
— Давайте выпьем за то, что происходит!
Из своего печального опыта скажу: такие люди, как Смоленский, обладают редчайшей для мыслящих существ способностью влезать в душу без мыла и там застревать. За те несчастные полчаса, что нас не было, этот змей успел оттянуть на себя все на свете и с головой забросал высокого гостя вопросами. А зачем «Лилит» в двух вариантах, а почему вдруг весь состав поменялся, а вот в Интернете про вас левые слухи, а вы что, а они что — и тому подобная дребедень. Борис Борисович человек интеллигентный, все бросил и давай отвечать. Руками размахивает, разволновался, даже сусей толком не покушал. А я — даром что ли в Интуристе японцев три года по России возил — я про потом думаю, не то что эта балаболка полупитерская. Про то, что будет, когда все это кончится. Что придут к нам «Планета Аквариум», Макс Немцов придет и прочая сетевая публика. Приставят ножи к горлу и спросят этак ласково: «Где?!» И получится конфуз на всю Сеть. И потому я робко так интересуюсь: мол, Борис Борисович, а вот как бы нам так насчет интервью — типа, когда настроение будет...
Поздно. Этот иуда Смоленский, достигший просветления после десятой чарки, дергает штурвал на себя и разражается единственной достойной фразой, слетевшей с его языка за весь день:
— Слушай, Митька! А ну его в жопу, это интервью...
На что Борис Борисович поднимает указательный палец и низким голосом говорит:
— А вот это — очень правильно!