НАКА КАНСКЭ. Собака. Часть 5

Это произошло во второй половине следующего дня. Девушка никак не могла дождаться монаха-собаку, который, как обычно, ушел на поиски пропитания и не возвращался. Она почувствовала острый голод. Молоко прекратило течь, а щенки, не переставая, продолжали пронзительно визжать, цеплялись то за один сосок, то за другой. Их плачь колол у нее в голове, как иголками. Было очевидно, что они тоже были очень голодны. По очереди они вопрошающе облизывали грудь, и плач их становился невыносимым. Соски у нее заныли до такой степени, что через них стала просачиваться кровь. Девушка окончательно вышла из себя.

"Ну, вернись же скорее!.."

Она думала, что он, скорее всего, где-то опять гоняется за самками. Хотя по возвращении домой он вытирал пасть и делал невинное лицо, ей-то уж был знаком запах, приставший к нему, - запах других собак. Ей захотелось сплюнуть. Ее захлестнула злоба, но не из-за ревности, а из-за теплой любви к детям. Она уже не могла больше терпеть. Дети плакали так, будто готовы были вот-вот умереть. Будь что будет, но она решилась оставить щенят и пойти на поиски пропитания. Она потихоньку поднялась. Щенки болтались у нее на сосках, но вскоре отцепились и раскатились в разные стороны. Они заскулили еще пронзительней и надрывней. Девушка, оставляя свое сердце плачущим детям, вышла из норы. Она пошла на огромную свалку мусора, которую они обычно посещали вначале, но та уже полностью была опустошена другими собаками, искавшими добычу. Там она не смогла найти достаточно объедков, чтобы заполнить хотя бы половину своего изголодавшегося желудка. По пути она тешила себя мыслью, что, может быть, в пути встретится с монахом-собакой, и все шла и шла, но к своему несчастью, тот никак не попадался ей на глаза. Взведенная до предела, девушка отгоняла от найденной по пути пищи других собак. Ей было совсем не страшно, потому что ее подгоняло неистовое отчаяние матери-зверя, которую дома ждут голодные дети. Вскоре она вышла к переполненному людьми базару, на котором несмотря на издевательства людей смогла подобрать большое количество еды. Этого ей и хватило бы, но для того, чтобы восполнить недостаток молока в груди, который был вызван состоянием крайнего голода, съеденной пищи все равно было мало. Поэтому она стала обходить каждый закоулок, который встречался ей на пути. Когда же она пробегала совсем незнакомые места, ею овладевало животное беспокойство. Но ее ни на миг не покидала тревога за оставленных детей. В конце концов, девушка сбилась с дороги, однако на время почему-то успокоилась, думая, что к этому моменту монах-собака, должно быть, уже вернулся домой. Неожиданно для себя она, сделав круг, вышла на окраину города. Девушка обежала в поисках пищи полумрачный и неприглядный переулок, и в самом конце его обнаружила голову большой рыбы. В великой спешке, с остервенением вцепившись в него зубами, беспорядочно разорвав голову на части, она с хрустом жуя, проглатывала голову огромными кусками. Несколько раз кости застревали у нее в горле, и девушка остервенело выплевывала их. Наконец, насытившись, она решила вернуться домой. Желудок ее был полон и на душе стало намного легче. Кусок за куском она переваривала еду, набившую ее утробу, и теплая кровь побежала по всему телу. Набравшись сил, она почувствовала, как грудь у нее наполнилась сладким, теплым и питательным молоком. Она подумала, что хорошо бы поскорее дать его детям и с легкой душой заспешила домой. Когда она приблизилась к жилищу, сумерки окутали окрестности.

"Что такое?!"

Она не услышала голоса щенков.

"Наверное, спят..."

Она влетела в нору. Никого нет! Монаха-собаки тоже нет дома. И странный запах какой-то. Непонятные следы. Это не собачий запах, а ...

"Боже... Горный волк!"

Она выскочила из пещеры, как сумасшедшая. Бывало, горный волк приходил сюда украдкой в ночное время. Она знала его запах. Уткнув нос в землю, девушка как можно быстрее пошла по следу, который был свежим и отчетливо виднелся на земле. Следуя по запаху, она наконец зашла в большую чащу, довольно далеко отдаленную от города. Ничего больше не страшило ее. Она пылала отчаянным гневом к врагу, который никак не хотел себя обнаруживать. Однако после того, как она зашла в лес, идти по следу стало труднее. Беспорядочное множество запахов разных птиц и зверей, перепутавшись, сбивало ее с пути. Тем не менее, без устали пробегая все вдоль и поперек, она решила выследить врага. Таким образом, продвигаясь все дальше вглубь, она вышла на край одинокого, но широко раскинувшегося болота. Там не было высоких деревьев, но тесно и густо переплетясь, росли кустарник и дикие травы. Дойдя до воды, она вдруг застыла в замешательстве. Все в окрестностях было начисто вытоптано, - скорее всего, сюда на водопой приходило стадо слонов, - поэтому след определить было практически невозможно. Продираясь сквозь заросли, проползая ничком, она с огромными усилиями пыталась вновь унюхать его, однако запах горного волка окончательно пропал. Ничего не поделаешь, ей пришлось повернуть назад и искать в другом направлении. Так, она долгое время ходила кругами, пока опять не вышла к болоту. Тогда она снова пошла назад. Девушка все колесила по кругу и не заметила, как спустилась ночь. В страшной спешке она переходила от одного участка к другому, но в конце концов возвращалась к одному и тому же месту. Однако больше сделать она уже ничего не могла. Безо всякого сомнения, враг наверняка проходил здесь, но проследить его дальнейший путь было невозможно. Не осталось никаких следов, выветрился весь запах. Повсюду были разбросаны лишь ветки и листва, изломанные и истоптанные слонами. Девушка пришла в отчаяние. Она исчерпала свои силы и последнюю жизненную энергию. Тогда-то слепая ярость в ней неожиданно сменилась глубокой-преглубокой тоской и чувством любовного томления по детям. Девушка устремила взор вперед и долгим лаем, полным сожаления, стала звать детей. Она все еще бесцельно семенила, и ее стон бессмысленно звучал в лесу. Она все выла и выла, и когда хотела закричать в очередной раз, раздался легкий шелест. Собрав последние силы, она взяла себя в руки. Монах-собака появился перед ней. Он рассказал ей, что, вернувшись домой, сразу же почувствовал, что произошло что-то неладное, и пошел по ее следу. Девушка в свою очередь коротко поведала ему обо всем происшедшем.

- Ничего не поделаешь, нам остается только примириться с судьбой, - сказал он, по всей видимости, удрученно. В его словах слышалось сочувствие. - Плохо я поступил, надо было вернуться раньше.

У девушки же уже не было никаких сил вменять ему это в вину. И они вдвоем, сцепившись вяло болтающимися хвостами, молча вернулись в свое жилище.

Спустилась ночь. Усевшись в углу своей норы, где она привыкла обычно находиться, девушка вдыхала все еще отчетливо ощутимый запах детей, и завыла горьким-прегорьким голосом. Она опять уловила запах горного волка, и это снова разожгло ее звериную материнскую ярость.

"Господи, как они, наверное, горько плакали и звали меня. А проклятый волк с вывернутой пастью услыхал их голоса и тихо подкрался. Дети же, думая, что это пришла я, и предвкушая, что их обласкают, заковыляли к выходу. А волк стал безжалостно убивать их по очереди одного за другим... Я виновата в том, что пришла поздно. Да, да, я запоздала. Это именно я поступила неправильно и плохо. Если бы я находилась дома, такого бы не произошло. Я думала только о том, что они смертельно голодны.... Господи, что же мне было тогда делать. Когда я уходила, они так горько плакали... Я хочу напоить их молоком. Как бы они обрадовалась, если бы я дала им молока."

Груди ее онемели и готовы были разорваться на части. Она вспомнила то счастливое время, когда они прикасались к соскам своими головками и лапками, когда цеплялись и подвешивались к ее груди. Грусть тяжестью легла ей на сердце, и она испытала невыносимое чувство неразделенной тоски.

Горькие мысли одолевали девушку всю ее бессонную собачью ночь. Забрезжил рассвет, и утренние лучи солнца проникли в жилище через щели в груде камней. Однако новый день был уже не такой, как вчерашний.

После сильнейшего напряжения наступили дни расслабления, облегчения и отупения. Монах-собака опять начал атаковать ее. Девушка вновь пришла в отчаяние, однако не проявляя ни особой ненависти, ни протеста, постепенно была вынуждена безропотно покориться ему. Монах-собака же расценил это как то, что девушка, перенеся горе, полностью уяснила смысл и предназначение супружеских отношений и любви. Поэтому он пребывал в особо приподнятом настроении.

- Ну что, разве все идет так уж плохо? Я не могу не похвалить тебя.

Он действительно начал так думать, и это подстегивало его влечение к ней. Более того, он полагал, что теперь-то, благодаря их постоянным сношениям, уж его-то забыть она уже никогда не сможет. Поэтому они так часто и совокуплялись. Однако подобное положение, возникшее из-за его недопонимания, долго длиться не могло. В конце концов, он понял смысл ее податливости. Тогда он почувствовал неудовлетворенность, которая оттолкнула его от девушки. Теперь, когда они совокуплялись, ему казалось, что он обнимает живой труп. Монах-собака осознал, что он получает наслаждение только от того, что использует ее как инструмент для удовлетворения своих сексуальных потребностей.

Девушка же по-прежнему предавалась воспоминанием. Безо всякого сомнения, для того красивого чужестранца она была всего лишь смелой, но неопытной женщиной. Размышляя так, она чувствовала незатихающую неудовлетворенность и злобу, когда монах-собака обнимал и ласкал ее. Влечение с его стороны было таким сильном, что буквально разжигало до исступления. После того, как однажды он в очередной раз совершил случку, то обратился с вопросом к девушке, которая своим видом не проявляла ни малейшей радости и лежала почти без чувств:

- Почему ты такая необщительная? Почему не отвечаешь, когда с тобой разговаривают? Или совсем не испытываешь никаких чувств ко мне?

Девушка в ответ не могла ему ничего сказать. В действительности так оно и было. С ее точки зрения их отношения представляли собой обыкновенную половую связь. Было даже странно, как они вообще умудрялись этим заниматься.

; - Посмотри на меня, у меня же есть тело. Если бы и ты стала думать о том, что у тебя оно тоже на месте, то какого большого наслаждения мы смогли бы достигнуть. Ты же ведешь себя бессердечно, и я не получаю от тебя никакого удовлетворения. Может быть, ты думаешь, что ты ведешь себя правильно, а я невыносим? Пойми, ведь тяжело жить, зная, что впереди осталось так мало времени. Мне совершенно ясно, что ты презираешь меня. Я отвратителен. К тому же, как ты видишь, мне много лет. Но выслушай меня теперь хорошенько. Возможно ты считаешь, что я предъявляю к тебе бессмысленные и непомерные требования, заставляя тебя делать то, что тебе неприятно, но это и есть любовь. А иначе и не может быть, ибо я сам в этом твердо убежден. Ни на одно мгновение я не перестаю думать о том, какая ты милая и как мне жаль тебя. До этого я все молчал, но теперь скажу тебе, что с тех пор, как увидел тебя в самый первый раз, я сразу же почувствовал любовную привязанность к тебе. Я не аходил себе места. Я все время думал только о тебе. Понимаешь? Чтобы отогнать от себя порочные мысли, мне не оставалось ничего другого, как заключить тебя в свои объятия. Если бы ты поняла хотя бы половину моих мыслей, я бы замолчал и не стал больше мучить тебя разговорами. Поверь, мне ведь тоже тяжело и одиноко, что даже дрожь пробирает. Но ведь не из камня же ты сделана. Пораскинь своими мозгами хоть чуть-чуть. Ты должна вести себя, как подобает супругам. Будь милосердной. Ну, подумай о сострадании!

Монах-собака попробовал было взять ее за лапы и уговорить еще раз. Потупив голову, она молчала. Ей был хорошо понятен смысл его слов. Она была ему благодарна, что он не думал о ней слишком уж плохо. В душе она приносила извинения монаху-собаке за то, что причиняет ему такие страдания. И она хотела сделать что-нибудь в своих силах, чтобы облегчить его мучения, однако никакого разумного способа не находила. Она отдавала себе отчет в том, что он ее муж, ниспосланный божественной волей. Девушка принесла свою истекающую слезами душу и тело в жертву этому человеку, превратившемуся в собаку. Это было самое большое на что она была способна. Все, что было сверх этого, теперь неподвластно ей. Все клеточки, образующие ее плоть, и каждая в отдельности решительно отвергали его. В то время, когда он овладел ею, она была, можно сказать, наполовину девственницей. Тогда она пережила его приставания, но сейчас не хотела желать большего. Девушка только и смогла вымолвить:

- Простите меня.

Ее слова прозвучали одновременно и как просьба и как решительный отказ, исходящий из глубины души. Монах-собака перевел дыхание. Он подумал о том, что во всех его многочисленных заклятиях нет способа заставить девушку забыть ее единственную любовь. И он опять, так и не сделав никакого вывода из горького опыта их отношений, денно и нощно продолжал настойчиво уламывать ее, чем приносил все новые и новые страдания.

- Посмотри. Тело мое стало дряхлым и вялым. Мой исход предрешен. Но даже если я и стану умирать, то это будет происходить не так просто и быстро.

Действительно, его организм к этому времени очень сильно ослаб. Нездоровая белизна проступала все отчетливее по всему телу. Время от времени он расчесывал себя когтями и зубами. Каждый раз, когда он это делал, там и сям выпадала шерсть, и кровяной гной сочился из покрасневшей кожи. Поверх воспаленных глаз ни осталось ни одной волосинки бровей, и только мясистый хвост продолжал еле-еле болтаться сзади. Мучаемый чесоткой, за исключением времени абсолютного бессилия, он не мог спокойно спать. Он также сильно ослаб и духом, и только неудержимая звериная похоть поддерживали его биологическое существование. Если бы он в таком состоянии не продолжал случаться с девушкой, то и в самом деле, наверно, скоро бы отдал концы. Равнодушие девушки, пребывающей в состоянии отчаяния, ее холодная податливость превратились для него во всепоглощающую ненависть, с помощью которой он осуществлял над ней настойчивое принуждение. Теперь он стал думать, что с ее стороны это реакция естественного и непреодолимого противления, данного женщине от природы, и оно проявляется, когда ты силой хочешь принудить кого-либо к сожительству. Когда же он по-прежнему надоедливо продолжал домогаться ее, она все больше, с досадой и любовью вспоминала чужестранца. В конце концов, она постоянно стала видеть сны о возлюбленном и тогда вновь замыслила совершить побег.

"На этот раз я поставлю на карту всю свою жизнь. Мне ничего не остается другого. Будь что будет - попробую убежать еще раз. Убегу, а на все остальное мне наплевать. А потом пойду туда, где живет тот чужестранец. Да, я пойду в Газнави."

Однажды ночью девушка потихоньку улизнула из их норы. Шаг за шагом по тропинке в кромешной тьме она начала свой путь в Кусакху. Во второй раз заблудиться она уже не могла. Из опасения девушка прислушивалась даже к звуку своих собственных шагов. Монах-собака хотя и ослаб, желание и ревность наверняка придадут магическую силу его четырем конечностям. Она бежала сломя голову и наконец достигла переправы. В груди щемило так, что она готова была вот-вот разорваться. Ноги обмякли от усталости и буквально отваливались.

"Когда я переправлюсь на ту сторону, то можно будет немного передохнуть", - думала она.

Воспрянув духом, девушка начала переправу. Поблизости от берега вода тихо стояла на месте, но при приближении к середине поток становился все сильнее. Высунув кончик языка над поверхностью воды, она отчаянно поплыла. Но сила ног покинула ее; одного только желания выбраться было недостаточно, чтобы в полной мере разгребать воду. Поэтому она не могла плыть прямо к намеченной цели, и время от времени ныряла с головой в пенящуюся пучину. Так, потихоньку ее стало относить в сторону. Течение становилось все быстрее, река глубже и шире. Она почти потеряла все свои жизненные силы и энергию. В этот момент, задыхаясь, она захлебнулась водой. Девушка сделала последнее усилие. Удача! Берег приблизился, течение ослабло. С невероятным трудом она доплыла до отмели. Однако и там не за что было уцепиться. Девушка не могла удержаться ни передними лапами, ни поднять задние, чтобы на что-нибудь опереться. И пока она отчаянно металась, ее опять начало относить в сторону. Она пыталась ухватиться за берег, но уже совсем пала духом.

- О-ох!

Она начала беспорядочно грести, но ее относило прочь. Она старалась изо всех сил, но ее все относило в сторону. Вдруг раздался глухой звук; девушка на что-то наткнулась. Она почувствовала острую боль в брюшной полости. Спасение было ниспослано ей с небес - из воды выступал корень огромного дерева. На сей раз, подготовившись как следует, и управляя своим телом, она с неимоверными усилиями уцепилась за отросток. Совершенно мокрая, она взобралась на пень и повалилась навзничь от усталости.

"Если так дела пойдут и дальше, то, возможно, я не выживу."

Пестрые, как галлюцинации, мысли проносились у нее в голове; она издала стон, как будто умирала. Пока же девушка отдыхала, ей показалось, что она неожиданно и отчетливо услышала собачий вой. Вздрогнув от испуга, она поднялась на ноги. Страх придал ей силы. Она ощутила опасность преследования, и пробравшись сквозь густо разросшиеся заросли, попыталась найти главную дорогу. Девушка испытывала неимоверные трудности от того, что все тело ее было покрыто ранами, но несмотря ни на что, ей все же удалось достичь цели. Признаков присутствия монаха-собаки пока не было видно.

"Что ж, повезло. Уже скоро и Кусакха. А потом в Газнави!"

В груди девушки все запрыгало от радости. Взбодрившись, она вышла на уже хорошо знакомую дорогу. Что бы не случилось, а она будет бежать до тех пор, пока не собьет со следа монаха-собаку. Поэтому она не стала заходить на выжженные развалины Кусакхи, а обогнула пустырь, успевший покрыться растительностью, и вышла в начало дороги, которая вела длинным кружным путем, огибающим город. Чтобы приглушить свой запах, она прошла сквозь стадо коров, наевшихся подножного корма и развалившихся на траве. И вот совсем неожиданно она достигла того места у смоковницы, где чужестранец бывало разбивал свою палатку и где некогда иноверцы устроили какой-то ритуал. В проблеске звезд она увидела недавно насыпанный холмик из земли, поверх которого лежал огромный валун.

"Ох, это произошло со мной на этом самом месте," - подумала она.

И вот, когда она уже собралась углубиться в лес, девушка неожиданно услышала шлепанье четырех лап, что неслись с устрашающей скоростью, и рычание монаха-собаки, которое ей было до боли знакомо. Девушка оцепенела от страха. Испугавшись и увидев, что тот уже собирается в прыжке настигнуть ее, она ловко увернулась. Ей показалось, что редкие и острые, как иголки, ворсинки под носом разъяренного монаха-собаки растопырились в разные стороны.

- Куда направляешься? - Кипя от ярости, спросил он. Она уже ни на каплю не боялась его. У нее осталось лишь только холодное отчаяние. - Ну, куда идешь? - переспросил он, готовый укусить.

Девушка сохраняла молчание.

- Я то уж знаю. Ты идешь к нему, верно? - Уничижительно переспросил он.

- Послушай меня, но только не выходи из себя. Тот мужчина умер, черт тебя побери.

- Что? - Мороз пробежал по ее коже. - Это ложь. Ложь! Ты только и делаешь, что обманываешь меня!

- Говоришь, ложь? Тогда слушай - этого мерзавца убил я!

- Замолчи! Этот человек не из тех, кого ты можешь осилить. Ну, говори, когда, где и каким образом ты его убил!

- Хорошооо-о, - произнес монах-собака неприятным и сдавленным голосом. Он почувствовал острый прилив ревности. - Ну и дура же ты. Я околдовал его способом бдхара и умертвил.

Девушка оцепенела от ужаса. Она не знала, верить ему, или усомниться в его словах. Ей была хорошо известна сила заклятия.

- И что это за способ бдхара?

- Верно, ты не знаешь, но я тебе расскажу. Это способ убивать людей, напуская на них мертвецов. Если тебе известно имя человека, то можно убить кого угодно.

- Подожди-ка. Ты ведь не знал его имени.

- Этого мерзавца звали Джелал.

- Но ты же мне сказал, что это не его имя.

- Ну-у, я солгал тебе. Я не только узнал его имя, но и видел его собственными глазами. Когда я предавался аскезе, он проезжал мимо меня и плюнул мне в лицо. Это был тот самый мужчина, о котором ты мне рассказывала. Через некоторое время я услышал голос в лесу, который звал "Джелал, Джелал!" У иноверцев есть такое имя.

- Однако он не из тех, кем может овладеть мертвец. - Она все еще пыталась дать отпор монаху-собаке, воззвав к чувствам своей любви. Таким способом, думала девушка, смогла бы она уберечь жизнь возлюбленного.

- Опять ты говоришь ерунду. Послушай хорошенько, девка. Как ни сильнo было его воинское умение, он не смог устоять перед заклятием. Мертвеца я наделил душой. От него не убежишь, не спрячешься. Предположим, что у иноверца и была сила духа. Тогда, если бы мертвец и не убил его, он вернулся бы назад и умертвил того, кто послал его. В любом случае, не иноверца, так меня бы он убил. Заклинания я сделал, поставив на карту свою судьбу. Это все я спланировал из-за тебя. Однако мертвец не вернулся обратно. Это говорит о том, что тот чужестранец умер. Вот, посмотри. Это могила твоего мерзавца.

- Неужели все это правда?...

- Да. Я убил его. Но его мало было убить. Его еще надо было хорошенько смешать с пудом дерьма...

У девушки помутнело в глазах. Она загорелась бешеным гневом женщины. Неожиданно она подскочила к монаху-собаке и намертво вцепилась в его горло. Внезапно атакованный, он повалился на спину. Девушка вновь настигла его, и с отчаянным остервенением придавив к земле и размахивая головой, вгрызлась в его глотку. Монах-собака, ревя охрипшим голосом, в агонии стал метаться и переворачиваться, а она, повалив его навзничь, все продолжала грызть его глотку. Вскоре монах-собака затих. Навечно замерев, он теперь валялся на земле. Только тогда девушка отпустила свой запачканный кровью рот от его горла, и после этого всем елом бросилась на камень, который лежал на могиле возлюбленного и издала стон. Затем девушка на языке, непонятном ни человеку, ни собаке, а на каком-то зверино-человечьем говоре, стала возносить молитву Шиве.

- Бог Шива! Если ты благосклонен и милостивен ко мне, очисть мое тело от скверны и верни прежний облик. Пожалуйста, сделай так, чтобы я оказалась рядом с любимым.

Молитва зверя-человека дошла до бога. Неожиданно она почувствовала острую боль, как будто спазмы свели ее внутренние органы, и изогнув спину, смачно сплюнула. Черная, вонючая и вязкая кровь потекла из нее. Эта кровь, обволакивающая ее тело, была кровью монаха-собаки. Одновременно с этим девушка завертелась по кругу, после чего упала в обмороке.

Постепенно она пришла в сознание и встала на ноги. Потом начала гладить свое тело с ощущением, что с нее сошла кожа. Теперь девушка обрела облик настоящей женщины и издала сумасшедший возглас радости. Это был голос человека. Она повалилась ничком наземь, вознося слова благодарности богу Шиве. И в этот момент земля под ней с грохотом разверзлась, и перевернувшись вверх ногами, девушка стала падать в бездну. Мрак сменялся мраком, по пути к возлюбленному ...


1924 г.

Послесловие переводчика