Леонид Гульчин
Непридуманные истории
Для начала представлюсь. Я - музыкант. Двенадцать лет работал в симфоническом оркестре, из них пять лет - в квартете Санкт-Петербургской филармонии. С 1999 года живу и работаю в Японии, где до того семь раз бывал гастролером. Впечатлений о стране, а главное - о людях, получил много. Теперь хорошо понимаю: составляя впечатления о людях в другой стране, нельзя забывать что они-то взаимодействуют с тобой как с чужаком - и именно твой "человеческий фактор" решительно влияет на любую ситуацию. После которой мы делаем вывод: "Они - такие-то или сякие-то." Тем более, что вывод этот чаще всего скоротечный и поверхностный. Мы ведь не говорим, встретив недалекого соотечественника, что все русские - тупицы. "Я-то, по крайней мере, не такой" - думаем мы. Но о японцах у нас твердо сложился стереотип нации, в которой индивидуум не представляет из себя никакого интереса. Которая добилась успехов только благодаря своей многочисленности, а также культурной самобытности, долго скрываемой от мира. И образ японца, утром в метро читающего манга, а вечером орущего благим матом под саке в караоке, закостенел в нашем представлении. Когда я терпеливо читаю рассылки в почтовом листе токийского Русского Клуба, то часто задумываюсь: "Может, в консерватории что-нибудь подправить?" Спасибо Михал Михалычу Жванецкому за идею, к которой, к сожалению, пока никто всерьез не прислушался.
Приведенные ниже истории я меньше всего хотел бы считать графоманскими позывами. Это реакция на дискуссию между Смоленским и Ковалениным. Главная идея, которую я хотел донести, звучит совсем по Шолом-Алейхему: "Ты прав, и ты прав." "Тевье, так не бывает, чтобы двое спорящих были правы", - говорит третий. "Ты знаешь, и ты тоже прав", - отвечает Тевье. Так что, если вам захочется понять первопричину моих литературных потуг, то прочитайте первоисточники: "Письма из Хиппонии" и "Как гайдзин гайдзину"...
История первая
Технарь
Моё знакомство с Японией началось в 1991 году с самолета Москва-Токио. Деталь: это было первого января. Можете представить, что творится в Ил-62, где летит русский оркестр из ста человек. Который накануне, 31 декабря в 23:55, стартовал из Питера в Москву поездом "Красная Стрела". И вот, в этом бардаке я оказываюсь рядом с молодым японцем, летящим домой из Москвы. Он заводит разговор о музыке. О классической музыке. И не о 6-й симфонии Чайковского, которую они готовы слушать каждый год по многу раз. А о камерной музыке Брамса. Мы детально обсуждаем квартеты, напевая темы, изучая тематические связи и т.д. Потом переходим на исполнителей. Где-то в середине разговора я интересуюсь: "А ты на каком инструменте играешь?" - "Да так, в детстве на гитаре бренчал." - "Подожди, а что изучаешь в университете?" - Тут я уж не помню, что он сказал, потому что это было что-то сугубо техническое. Вот в таком состоянии шока я и прилетел в Токио.
Вывод 1. Если японец любит музыку, то в соответствии с принципом "Музыку надо не только любить, но и знать". Для наших же "любителей" это совершенно не характерно.
История вторая
Error message
В аэропорту, перебирая рекламные буклетики, обнаруживаю красивую картинку с видеокамерой "Sony". Своими размерами и параметрами камера мне понравилась, и я решил такую купить. Еду на Акихабару. В кармане доллары и немецкие марки. Ощущение богатства и благополучия. (напоминаю - 1991 год, еще СССР на всех картах мира, а в Питере - карточки на продукты питания). Ну, думаю, "щас всех победю". Иду в "Лаокс". Нахожу эту камеру. Сторговываюсь. Все идет по плану. Короче, моих долларов и марок хватало ровно (cho:do) на эту самую камеру. "А мы чужую валюту не принимаем - идите в банк, поменяйте". (Скаженные люди!) Иду в банк. В банке - милая девушка, хорошо говорит по-английски. "Девушка, - говорю. - У меня тут разные бумажки - поменяй, мол, онэгаи симас". И передо мной возникают две плетеные корзиночки, в которые я должен рассортировать мои баксы и марки. Отсчитываю в одну корзинку 5 стодолларовых бумажек, в другую 11 стомарочных, и по одной купюре 50, 20 и 10. (500 долларов + 1180 марок). Считал вслух при ней по-английски. "Хай, - говорит. - Сёсё омати кудасай". И уходит, унося на вытянутых руках мои кровно заработанные. Ждать пришлось очень даже не "сёсё", а примерно 20 минут. Возвращается моя девочка. Опять с теми же корзиночками. И далее следует разговор двух идиотов, который я лучше приведу на английском.
SHE: Excuse me, sir, I have made a mistake.
I: What is it about?
SHE: There is now 1170 DM instead of 1180.
I: But it was 1180 twenty minutes ago.
SHE: Yes, it was. But now it is 1170. I am sorry.
I: But it is strange. There was a 10-mark note.
SHE: Yes, there was one. But now there is not.
I: What shall we do?
SHE: I am so sorry. I don't know.
I: Look, the window is open and there is a slight draught here. The note was on the top. Could it be blown down?
SHE: Oh, yes, maybe.
После чего уже три девочки ползали по полу в офисе и таки нашли злосчастную купюру.
Вывод 2. Японцы - компьютеры. Пока не загрузишь программу и команду, ничего не добьешься.
(Подчеркну еще раз - эти выводы делались в момент, когда истории происходили. Сейчас смотрю на это несколько другими глазами - они, наверное, чуть-чуть по-японски сузились.)
История третья
Великая сила русского мата
1994 год. Лето. Жарко. Небольшой городок на Хоккайдо, недалеко от Саппоро. Отель посреди абсолютного пустыря. До ближайшего магазина минут десять ходьбы. В общем, заасфальтированная пустыня. По японским меркам. Выходной день. Скучно. Иду по пустыне и вспоминаю анекдот про человека, попавшего в Сахару. (Он там спрашивает у бедуина, далеко ли до моря. Тот говорит: "Тыщи 2 км." - "Нифига себе - пляж отгрохали!") И вдруг, буквально наподобие миража, передо мной встает двухэтажный магазин, торгующий исключительно картриджами для "Сега", "Play Station", "Nintendo GameBoy". А у меня этот "геймбой" в номере лежит - скучает. Ну, я конечно туда - в прохладу и развлечение. Думаю, что на изучение всего товара, который там был в одном торговом зале, ушло бы столько же времени, сколько нужно, чтобы внимательно обойти пол-Эрмитажа. В общем, часа через полтора иду с двумя пустыми коробочками-этикетками к кассе, где в эти коробочки должны вложить вожделенное содержимое. У кассы две милые девушки. Я говорю: "додзо". Они говорят: "хай". И смотрят, что я выбрал. А я выбрал одну тупейшую "стрелялку" и одну японскую настольную игру типа "го", только намного проще в силу природного увлечения шахматами, шашками и прочими логическими играми вплоть до перетягивания каната. Хотел таким образом приобщиться к японской культуре. Я четко понимал, что там все по-японски, но надеялся на свою светлую голову - ну, в крайнем случае, на помощь переводчицы. Но никак не на помощь двух милых японочек. Они же стали мне ее оказывать тут же и с энтузиазмом. "Стрелялку" они без разговоров завернули в мешочек с бантиком. А вот частицей своей японской культуры ну никак не хотели со мной делиться. Показывали инструкцию, всю в непонятных крючках и загогулинках, и, прикрывая застенчиво ротики "то вместе, то поврозь, а то попеременно", объясняли на прекрасном японском языке, что мне, тупому гайдзину, не надо тратить деньги на то, до чего я никогда не додумаюсь. Я говорю (по-английски) - ничего, мол, я понимаю, я хочу это купить. Они - "хай", и опять за свое. Эта сцена продолжалась в течение минут пятнадцати или больше. Я никак не мог понять, что может быть нужно этим капиталисткам кроме моих денег, которые я с готовностью выкладываю. Они, видимо, тоже не могли чего-то понять - и это давало богатую пищу для нашей содержательной беседы. В результате, в силу неполного владения английским, - да он и все равно был бы тут бесполезен, будь я хоть сам лорд Байрон, - я воспользовался простым русским языком и своей ладонью, которой шарахнул по столу так, что самому стало больно, а потом сказал - продекламировал в стиле Маяковского, выступающего на площади: "ЗНАЧИТ ТАК. Я БЕРУ ВОТ ЭТО И ВОТ ЭТО. А ОСТАЛЬНОЕ ВАС НЕ ... (и слово "в рифму"). Думаю, что если бы наши дипломаты хоть раз применили это слово вслух на переговорах по поводу Курильских островов, вопрос давно бы был решен, и можно было бы приступать к обсуждению других животрепещущих тем. Частица японской культуры была тут же завернута в мешочек с бантиком. Принеся её в отель и вставив в геймбой, я через десять минут погрузился в так любимый мной мир крестиков-ноликов без границ, когда нужно выстроить пять шашечек в ряд в любом направлении. Это уже потом "го" и "пять" прочно связались в моем сознании, как "он" и "кун".
Вывод 3. А нет его. Смотри название истории.
История четвертая
Винтик и Шпунтик
Приезжает наш оркестр в Японию на гастроли. Привозит с собой замечательный, подаренный оркестру в Сеуле, мощнейший синтезатор, который всего лишь должен изобразить челесту в 5-й Симфонии Шостаковича. (Ну как опять к Михал Михалычу Жванецкому не обратиться! - "Стоит японский компьютер и греет плохо приспособленное помещение".)
(Маленький ликбез для непосвященных. Челеста - клавишный инструмент, изобретенный в XIX веке. Название - от итальянского "небесный". Первым в России применил этот инструмент Чайковский в "Щелкунчике". Многие вспомнят потрясающее хрустальное звучание этого инструмента соло в "Танце Феи Драже".)
Вот.
Почему нельзя было привезти настоящий живой инструмент, чей звук Дмитрий Дмитрич слышал внутри себя и хотел донести до нас, это пусть японцы, живущие в России, обсуждают между собой. Я оставлю это без комментариев, потому что это тоже будет мат. Но ведь к синтезатору же нужны еще усилитель и колонки! Их тоже привезли. Думаю, что когда японские рабочие сцены увидели эти агрегаты времен первых советских ВИА в клубах самодеятельности, они решили, что это специальные такие исторические колонки 1937 года, которые Шостакович в письмах к Инессе Арманд просил всегда использовать при исполнении 5-й симфонии. И нужно было как-то закоммутировать прошлое и будущее электроники в единое целое, звучащее челестой. В Питере почему-то проблем с этим не возникало, а тут, в соответствии со всеми законами Морфи, совокупление никак не получалось. Несмотря на наличие замечательного, современнейшего, очень повышающего трансформатора, скрученного золотыми руками дяди Феди с "Электросилы" из сэкономленных материалов, ну никак не хотел этот усилитель включаться. Пришел один японец, внимательно осмотрел ту часть провода, которая выходит из усилителя, что-то там прозвонил, проверил. Сказал - "дайдзёбу даё", и ушел. Пришел другой - проверил контакт с трансформатором, сказал "дайдзёбу даё" и позвал третьего, который как самый большой специалист в своем деле внимательно изучил розетку и штепсель. И что-то там, оказалось, не плотно контачило. Хеппи-энд состоялся. Но почему три разных человека должны были проверять составляющие одной и той же простейшей электроцепи? Понять до сих пор не могу. Ей богу, Винтик-сан, Шпунтик-сан и поэт Цветик-сан.
Но...
История пятая
Идиот
До приезда на "ПМЖ" в Осаку я узнал, что здесь есть какое-то общество друзей Петербургской филармонии. Пошел к заведующей библиотекой, которая поддерживает с ними связь, и запасся адресочками и телефончиками в обмен на обещание передать им в Осаку немного филармонической макулатуры. Приехал, позвонил по одному телефону в Осаке. Мол, "почтальон Печкин, привез посылку для вашего мальчика". Что мне говорили, я не слушал, потому что это был сплошь японский. Сказал только "ждите факса". Послал факс. И с тех пор не знаю покоя. Этот Номура-сан заваливает меня кучей потрясающей информации о филармонии, ее истории, гастролях оркестров, жизни замечательных филармонистов, выступлениях и программах в Питере, переписке Шостаковича с друзьями, Чайковского с Книппер-Чеховой, отношениях Чехова с композиторами, и т.д. и т.п. Он издает "самиздатом" газету "Санкт-Петербургская филармония", где публикует редчайшие фотографии, комментарии и детальнейшие исследования. Я очень многого не знал, клянусь. Он, не говоря ни слова по-русски, ни по-английски, регулярно ездит в Питер (на свои пенсионные) и там крысой ползает по библиотеке. Как там у Высоцкого - "ну сумасшедший, что возьмешь!" Но как можно без уважения к такому сумасшедшему относиться? Я каждый раз матерюсь, снимая рулоны с факса - я же все равно не могу это прочитать, как трехлетнее дитя, картинки черно-белые смотрю, но про себя думаю: "Вот же великий человек!" И ладно бы он один. Если полазить по японскому музыкальному Интернету, можно найти кучу сайтов с подробнейшими документами о композиторах, особенно Шостаковиче (!) (сходите вот сюда, не пожалеете) - с комментариями и личными оценками. Ведь ни одного такого человека нет в Питере. Он же всю жизнь на это кладет. Мы с совковой ментальностью всегда пытаемся понять: а зачем ему это надо? Что-то же он должен с этого иметь! Вот если бы ни хрена не делал, а башли или славу, или власть получал - это нам понятно. А когда так, как Номура-сан, мы говорим: "Идиот." Пусть Федору Михалычу земля будет пухом.
Но...
Размышление
"До свидания", "1905 год" и "Дайку"
Знаете, что объединяет эти три названия?... Музыка. Классическая. Симфоническая. В Японии. Причем первые два - это еще и Шостакович. Хороший был бы вопросик для знатоков из "Что? Где? Когда?". Объясняю. "До свидания". Так называется любительский симфонический оркестр в Токио, который играет только музыку Шостаковича. Почему он называется "До свидания"? Потому что однажды, еще до создания оркестра, его будущий главный дирижер после обильного "кампая" с будущими оркестрантами сказал одно слово, которое он знал по-русски - "до свидания". Приложив к этому названию немного нашей саркастической фантазии, мы, конечно, произнесем его с соответствующей интонацией. (Как однажды в Петербургской капелле конферансье сделал феноменально значительное объявление: "Гли-н-ка!" - и обращаясь сокровенно в полупустой зал - "Вы...не придете...вновь!" - это так романс назывался.) Но для японцев это всего лишь слоган, означающий "Приходите еще". То есть, не "саёнара", а "see you again"...
"1905 год". Это тоже оркестр. Тоже любительский. И он тоже играет только музыку Шостаковича. И... лишь только его 11-ю симфонию, которая называется "1905 год". Вот мне, профессионалу, абсолютно непонятно, как можно из года в год играть одно и то же, пусть великое произведение и совершенно не уставать. Ладно, выводы потом, идем дальше...
"Дайку". Это уже не оркестр. Это симфония. Знатоки японского могут догадаться, что симфония девятая. Но любой японский профессиональный лабух или лабух-любитель (в слове лабух нет никаких издевательских ноток, это просто оркестровый музыкант в самом широком и неплохом понимании) сразу скажет вам, что это Девятая Симфония Бетховена. Вообще, элементарная история музыки сообщает нам, что Бетховен написал всего три симфонии - Третью, Пятую, и Девятую (это так ответил один студент на экзамене на вопрос, сколько симфоний написал Великий Глухой.) Но в музыке число "девять" какое-то особенно счастливое - много действительно великих Девятых симфоний (Дворжак, Брукнер, Малер). Однако "Дайку" - это только Девятая Бетховена. И ежегодно, в декабре, независимо от погодных условий, землетрясений и цунами, вся Япония встает на уши и внимательно слушает ими "Дайку". Билеты на концерты распроданы за два-три месяца вперед. Местные оркестры и оркестры-гастролеры завалены работой сверх головы. Там, где нет оркестра (что нехарактерно для Японии - хоть любительский, да есть в любой дыре - тут Вадим прав), его с успехом заменяют два рояля. И только "Дайку". Хоры, певцы-солисты, и все это только "зайд умшлюнген, миллионен" (начальный текст хорового финала симфонии из оды Шиллера "К Радости"). Клянусь, нигде в мире такого не встречал. Я лично в декабре 1999 сыграл её пять раз. А за 12 лет работы в Питерской филармонии - тоже пять раз, из которых два раза в один день 26 декабря 1998 года на гастролях в Японии. Но в моем оркестре в Осаке есть ветераны, которые игрывали ее по 20 раз за декабрь. Вот почему? Зачем? Откуда это сумасшедствие? Да, гениальная, великая, сильнейшая музыка! Да, "матерый человечище". Все лезет в голову фраза, услышанная мной от преподавателя истории музыки, когда я был на первом курсе консерватории в 1982 году: "Музыка Бетховена классова и в высшей степени партийна!" Вот когда я в этом убедился-то!
То есть, не только играть, но и петь, и слушать одно и то же произведение японцы в массе готовы из года в год. В Кобэ есть любительский хор, который собирается, чтобы спеть только финал из "Дайку". И причем одурманиванием нации это не назовешь. С другой стороны, чем в принципе это отличается от повального увлечения "мангами"? Лишь эстетическим уровнем материала. Похоже, это и не имеет для них особого значения - потому что люди часто одни и те же. Просто и "Дайку", и "манга", и караоке - это традиция. Мы ведь не удивляемся, зачем им император. С третьей стороны, они ещё любят "Лебединое Озеро". Как частность, это и только Шостакович в "До свидания", и только 11-я симфония в оркестре "1905 год". Как-то все это с мангами лезет в одну цепочку и не хочет из нее вылезать. Конечно, хорошо, что наряду с бессмыссленными поп-звездами по всей Японии неплохо знают и классических музыкантов, и любят хорошую музыку. Но хорошо ли, что очень часто классика звучит фоном в подземках или даже как позывные на улицах и в метро (не привлекая внимания, а просто организуя "звучащую жизненную среду")? Не знаю. Все имеет свои плюсы и минусы.
Еще размышление
Чувство цузаммена
Возвращаясь к теме дискуссии: конечно же, нет смысла сравнивать японцев с кем бы то ни было. Ведь если вдуматься и постараться найти прутковский "корень", то весь цивилизованный мир идет туда же. Только каждый народ своим путём. Я - лягушка музыкальная, поэтому расскажу о своем болоте. Вот, проработал двенадцать лет в Питерской филармонии. Правда, не у Мравинского-Темирканова в оркестре, а во втором составе, у Дмитриева. Объездили полмира, знали и хорошие времена, и жуткие спады. Всегда в оркестре работали вроде бы хорошие музыканты - а результат ансамбля часто оказывался плачевным. Почему? Мне кажется, из-за самого лучшего в мире музыкального образования. Пояснять этот парадокс долго и скучно, могу отдельно прокомментировать, но это так, поверьте. Приехал я сюда - сначала играть конкурс в оркестр, потом, уже через три месяца, на контракт. В моем питерском оркестре - 105 человек. В осакском - 55. В самом начале моей японской карьеры играли мы "Жар-Птицу" Стравинского. Произведение мощное. В Питере я его играл много раз. Там есть такой номер, "Поганый пляс Кащеева царства". Одно название за себя говорит. Все потолки должны рушиться. Вот играем мы это здесь в Осаке, и я ничего не могу понять - звучит мощнее. Хоть убей. Почему? Уверен - потому, что у них чувство ансамбля или, как у нас говорят "цузаммена", развито лучше. При этом они понятия не имеют, что это за Кащей такой. Играют ноты. Нет мучительнее смерти для музыки, чем просто сыграть все ноты. А у них это критерий оценки. Я говорю - "он же неважный музыкант." - а в ответ слышу - "как неважный? - он же все ноты вроде бы играет." Вот поставь рядом отдельно взятого нашего лабуха и их. Наш лучше. А оркестр их - звучит "вместее". Это огромная тема; разбирая её, можно докопаться до немыслимых философских глубин. При этом, по творческим параметрам им, конечно, очень далеко до уровня Европы. Насколько я понимаю, из-за "уравниловочного" образования. В любой области это гибель, а в искусстве и подавно. У нас, к сожалению, этот процесс тоже вовсю идет - хотя еще есть ископаемые старой культуры, которые потихоньку вымирают без замены. И так везде в мире. Почему в Японии сейчас не живет ни один мало-мальски известный в мире японский музыкант? Почему наши в России не живут - понятно, а этим-то чего надо? Казалось бы... Но вот за что честь японцам и хвала - это за то, что они интуитивно или сознательно тянутся к действительно лучшему в мире. Не жалеют денег на фестивали со звездами, на обучение за границей, на импорт умов и сердец из-за границы. И они прекрасно все понимают, слышат и видят. И страшно хотят дотянуться, хотя часто не могут. Это главное, за что их просто нельзя не уважать. Ну, а "белые воротнички" с "мангами" в метро - это средний класс, на котором любое общество держится. Всегда и везде.
ПРИХОЖАЯ | МЕНЮ | НОВОСТИ | ГОСТЕВАЯ | ПИСЬМА ИЗ ХИППОНИИ | СМОЛЕНСКИЙ | КОВАЛЕНИН